Александр Быков - Секретная должность агента Рейли

— Слова, только слова.

— Рейли бывает у Локкарта, наверняка, можно установить хвост, проследить, куда он пойдет, выявить связи.

— Делали уже — никакого результата. Эта змея бесшумно уползает в любую норку, раз и нет его! Надо думать, как прихватить господина Локкарта. Есть, конечно, один план. Нам нужна политическая зацепка, это должен быть заговор, который раскрыли органы ВЧК, но не заговор латышских стрелков, а заговор послов, например!

— Так нет же такого заговора? И послов нет!

— Это не важно, для населения Локкарт такой же посол, и повод для его ареста у нас есть, — Петерс потряс в воздухе запиской генералу Пулю. — Кстати, как вам этот Рейли?

— Хитёр, умен, осторожен, хотя, — Берзиньш сделал паузу, — в какой-то момент мне показалось, что он русский. Более того, навеяло чем-то таким, как бы сказать, ну приблатненным что ли, в говоре у него прорвалось что-то такое. Так иностранцы не говорят, слова ставит как-то странно, будто мазурик.

— С Одесского кичмана сбежали два жигана, — напел Петерс.

— Да, что-то в этом духе, хотя, может быть, мне только показалось.

— Тем хуже для него, если у господина Рейли к тому же не все в порядке с документами, приговор будет коротким и справедливым.

Рейли встретился с Локкартом в одном из многочисленных полулегальных московских ресторанов, где всегда многолюдно, но можно уединиться в кабинке и спокойно поговорить обо всем. В шуме и гомоне главного зала, ничего подслушать практически невозможно, особенно, когда говорят на чужом языке.

— Знаешь, Брюс, — заметил Рейли, — мне эти латыши не понравились, особенно командир Берзиньш.

— Думаешь, провокация?

— Не исключаю, слишком грубая работа. Он напрямую, очень напористо просил у меня денег и, не раздумывая, расписался за них. А представь, у меня эту расписочку найдут при обыске. Куда тогда товарищ Берзиньш пойдет? Вот так, а он этого не испугался.

— Может, жаден и глуп?

— Не думаю, к деньгам он отнесся равнодушно, делал вид, что интересуется. Но те, кто болен деньгами, ведут себя по-другому, у них глаза становятся безумными. Я хорошо это знаю.

— Какую сумму ты дал ему?

— Полмиллиона.

— Однако!

— Мы ничем не рискуем, деньги фальшивые.

— Как? Откуда у тебя столько фальшивых банкнот?

— Из Вологды. Один добрый человек помог напечатать, отличный типограф, надо сказать, он еще в царские времена на дело революции казначейские билеты печатал. Теперь вот расстарался на дело контрреволюции.

— Я слышал о нем?

— Вряд ли, это правый эсер, видный член партии. К сожалению, он недавно арестован и расстрелян.

— Жаль, гибнет много порядочных людей, а мразь всякая торжествует. Слушай, Сидней, я давно хотел спросить. У тебя никогда нет проблемы с наличностью, с банками ты не связан, где ты берешь деньги на жизнь? Только не говори, что живешь на одно жалование. Я не поверю.

— Русские мне сами дают деньги. Причем много и охотно. Когда-то до революции я подвизался в должности страхового агента американской компании «Нью-Йорк», остались документы, бланки. Я периодически оформляю страховки и обязательства, получаю деньги на вклады под хороший процент.

— А что компания?

— Теоретически, должна будет выдать сумму по моей расписке предъявителю в Америке, с учетом процентов, разумеется. Я же там работал, следовательно, был законным представителем. Но до Америки еще надо добраться и доказать свою правоту в суде. Практически наши друзья за океаном ничем не рискуют.

— Сидней, ты жулик, — весело сказал Локкарт, — я бы так не сумел!

— Это приходит с годами, я же ради русских ежедневно рискую жизнью, значит, мне положено довольствие и компенсация, Вот я и беру это. А почему не взять? Пропадет же! Большевики или бандиты всё равно отберут. Так что, с точки зрения христианской морали, все честно.

Они рассмеялись, чокнулись рюмками с водкой. Потом Рейли вышел из кабинета и тут же смешался с пьяной толпой. Локкарт вернулся домой один.

Тридцатого августа 1918 года эсеры ответили на разгром своей партии серией террористических актов. В Петрограде был убит председатель ЧК Моисей Урицкий, в Москве эсерка Каплан стреляла в Ленина и тяжело его ранила. «Если Рейли не прав, то Берзиньш должен воспользоваться ситуацией и проявить себя, самое время, — думал Локкарт. — Завтрашний день, пожалуй, будет решающим в этой политической партии. Кто следующий? В Москве остался Свердлов, в Питере — Зиновьев. Троцкий где-то в пути на своем бронепоезде, остальные не в счет. Эх, какой удобный момент для захвата власти! Где же эти латыши»?