Йожеф Дарваш - Колокол в колодце. Пьяный дождь

— Он был бетяром. Степным разбойником. Совершал набеги с шайкой Шандора Рожи.

— И это правда? — спросил ошеломленный Дежери, явно не веря ему.

— Все село знает. Любой может подтвердить. По селу ходят слухи, ваша милость, что-де вы помогаете ему в деле о Харангошской пустоши. Вот я и подумал, не следует ли предостеречь барина…

— В чем же я, любезный, ему помогаю?

— Бумаги отыскать помогаете. А в этих бумагах записано, будто Харангошская пустошь принадлежит селу…

— Кто же это вам сказал?.. Он сам?

— Так люди говорят. Каждый по-своему, кто так, кто этак. Но все твердят, будто ваша милость помогает ему в этом деле.

Дежери встал из-за стола, несколько раз прошелся по комнате, затем снова сел.

Глядя из-под мохнатых бровей, Хедеши пытливо следил за каждым его движением.

— Скажите честно, любезный! Харангошская пустошь на законных основаниях должна принадлежать селу?

— А то как же? По закону. Да у нас в селе любой это знает. Спросите…

— А если так, почему вы настроены против этого Балога?

— Потому как он разбойником был, разбойником и остался. А вышло так, что нам отказали отдать выгон в долгосрочную аренду. Нарушили уговор. А теперь этот… голодранец подстрекает народ против меня, будто это я подстроил так, чтобы не дали аренды. А ведь всякий знает и подтвердить может…

Хедеши выложил все это запальчиво, с негодованием и до того разошелся, что, казалось, не сможет остановиться. Но Дежери прервал его:

— Почему вы не отдали за него дочь? Они же любили друг друга.

Мирской старшина на мгновение опешил, он не ожидал такого вопроса. Неужто барин знает все? Чего он добивается, какое ему дело до всего этого? Не успел он сообразить что к чему, как Дежери задал новый вопрос:

— Этот парень в то время был бетяром?

— Нет. Он был подпаском.

— Так почему вы не отдали за него дочь?

— Ну как же… я считал, что моя дочь достойна лучшего. Я, барин, всю жизнь в поте лица трудился, гнул спину ради своей семьи, чтоб дом был полной чашей. Вот и не хотел, чтоб все мои труды пошли прахом. Он не пара ей. Потому, как говорится, всяк сверчок знай свой шесток. Каждому воздается по заслугам.

— А потом вы подожгли его дом. Верно? — спросил Дежери, защищая Пишту.

— Верно. Так ведь он мою дочь прямо со свадьбы к себе увел!..

— Должно быть, очень любила ваша дочь этого парня, если пошла за ним.

Хедеши не нашелся с ответом, он только в растерянности вертел головой. Его так и подмывало огрызнуться, сказать барину, чтоб оставил он их в покое, что он, Хедеши, отец и потому выдал дочь замуж за кого хотел. Это его дело, и пусть никто не сует свой нос куда не следует. Но сказать не сказал — боязно было.

— А вот насчет того, был ли он бетяром… Есть у вас доказательства? — снова спросил Дежери.

— Ну, люди так говорят… — пробормотал мирской старшина, уклоняясь от прямого ответа. Голос у него был виноватый. И в то же время он недоумевал: как это случилось, что ему приходится оправдываться?

— А если и правда был, то вы в том повинны. Нет ничего удивительного, если человек, чей дом спалили и кого изгнали из родной деревни, с отчаяния становится бетяром. Разве не так?

Припертый к стене, Хедеши молчал, словно воды в рот набрал. Ему очень хотелось сказать, что наглеца, посмевшего позариться на его дочь, он не только выгонит из села, но и сживет со свету, но Хедеши не стал перечить барину. Он подумал об угодье у Татарского вала. Ради такой вожделенной цели он готов был стерпеть еще не один оскорбительный для него вопрос. Пусть его милость, господин Дежери, потешится в свое удовольствие! Зато потом потешится он, мирской старшина Хедеши!

И после долгого и покорного молчания он лишь позволил сказать в свое оправдание:

— Это у него в крови, барин…

Дежери понял, что, сколько ни говори с этим мужиком, правды не узнаешь. Кто виноват? Как защитить парня? Уговаривать мирского старшину, чтоб оставил его в покое? Но ради Хедеши, ей-богу, не стоило тратить красноречия. Надо просто приказать, без обиняков — требую того-то и того-то! Дежери сдерживался, чтобы не накричать на Хедеши, который стоял перед ним смиренно, с подобострастным видом. Дежери кричал иногда на приказчика или на нерадивых батраков. Господи, как бы он сейчас одернул его: молчи, шельмец, не лги!

Поразмыслив, Дежери пришел к выводу, что, в сущности, в отношениях этих людей нет ничего необычного. И в том, что тут явно не обошлось без лжи, тоже нет ничего необычного. Но только кто из них врет: этот седеющий мужик? Или тот, молодой? Нет, не врет парень.