Йожеф Дарваш - Колокол в колодце. Пьяный дождь

Какая досада! И чего это няня все время прикладывает к губам передник? Может, это она подбивает дворовых тянуть волынку до бесконечности? А может, Шари?.. Нет, Шари не станет, а вот няня… Неужто надеется, что он передумает… Ну что ты будешь делать! Радовалась бы, что отпускают со службы, так щедро вознаградив…

Дежери с возрастающим нетерпением расхаживал из угла в угол и считал повороты. Пятнадцать… Эх, пусть будет двадцать… двадцать пять!.. Терпение его готово было лопнуть, он с трудом сдерживался, чтобы не подойти к окну, но все откладывал, надеясь дождаться такого момента, когда, посмотрев вниз, увидит двор опустевшим. Ему даже неприятно было бы видеть задок удаляющейся повозки. Сколько еще ждать? Там, у Вардаи, чего доброго, могут подумать, что он вообще не приедет…

У Вардаи… Мысленно он давно уже был там.

«Какой же, интересно, они купили себе дом, эти женщины? Однако что мне за дело! Какой хотели, такой и купили. По своему вкусу. Деньги, потраченные на покупку, я им возмещу! Надел в двадцать хольдов они получат. Что им от меня еще нужно? Небось не обижены!»

Терпение его истощилось. Подойдя к окну, он глянул вниз. В это время повозка тронулась с места и медленно покатилась. Кормилица с дочерью плелись следом, шлепая по грязи. Сесть в повозку они не захотели. Будут тащиться за колымагой пешком до самого села. «Сопровождают свой скарб, как покойника на кладбище. Что за люди!»

— Что за люди! — повторил он уже вслух, словно хотел этими словами распалить себя. Но чем дольше смотрел он вслед уныло бредущим по грязи женщинам, тем быстрее проходило его раздражение, уступая место тоске.

Тоскливое настроение не покинуло его, даже когда он сел в коляску и отправился в село.

Едва Дежери выехал на проселок, как увидел перед собой медленно тащившуюся повозку. Как это ему в голову не пришло, что он может их нагнать? Неужели ему никогда не избавиться от этих женщин? Первым побуждением его было повернуть назад, но он передумал, решив ехать дальше. Дежери настегивал лошадей, и они мчали во весь опор. Так, пожалуй, он еще никогда не ездил. Поравнявшись с повозкой, Дежери отвернулся, чтобы не видеть женщин, которые шли, низко опустив голову. А миновав их, он стал нахлестывать лошадей еще яростнее, словно опасался, как бы ленивые волы, тащившие повозку, не превратились в мгновение ока в крылатых коней и не опередили его…

Во дворе усадьбы Вардаи он увидел незнакомую, до самого верха забрызганную грязью карету. Должно быть, кто-то прибыл совсем недавно, так как лошадей еще не выпрягли.

— Чья карета? — спросил Дежери у подоспевшего к нему дворецкого.

— Его благородие господин Балог приехали из Сегеда…

— Не нужно, старина! — остановил он слугу, который подошел и хотел отвязать постромки. — Я вспомнил, у меня неотложные дела в селе. Наведаюсь попозже…

Развернув лошадей, Дежери уехал. Ему хотелось обернуться и крикнуть, чтобы из той кареты тоже не выпрягали лошадей, ведь и она вскоре укатит назад, в Сегед… Значит, инженер Балог все-таки явился? Ну что ж, ничего тут не поделаешь. Собственно, это обстоятельство не очень-то тревожило Дежери. Он был уверен, что карета Балога скорехонько выкатится отсюда.

Выехав из усадьбы, Дежери на минуту придержал лошадей, прикидывая, куда свернуть: направо или налево? На какое-то мгновение перед его мысленным взором промелькнула забрызганная грязью повозка, запряженная ленивыми волами, и он, резко натянув поводья, повернул лошадей влево. Что ж, он заедет к учителю сообщить, что дело с покупкой угодья у Татарского вала на мази. Не зря же он в последнее время зачастил в гости к Вардаи. Теперь-то его заступничество за крестьян непременно увенчается успехом. Пусть учитель Калмар услышит эту добрую весть от него самого и разнесет ее по всему селу.

А в барском доме Вардаи в гостиной верхних покоев сидели друг против друга Жужа и Лёринц.

— …Поймите же, это безумство! — миролюбиво уговаривал Балог жену, но слова его, несмотря на всю их мягкость и миролюбие, были ей нестерпимы.

— Я не могу ехать с вами и прошу вас понять это наконец.

— Объяснитесь. Почему не можете?

— Не вижу в моем возвращении никакого смысла. И для вас и для меня так будет лучше.

— А как же Петер? Вы что же, прикажете мне отречься от сына?

— Петер пока что нуждается в материнской заботе. Надеюсь, вы не станете это отрицать? А когда подрастет, сам решит…

Жужа не могла продолжать, мучительная боль за сына, который, повзрослев, окажется на перепутье, перед трудным выбором, сдавила ей горло.