Артур Феличе - Багровый хамсин

Ситисру отшатнулась в ужасе.

— Яд?.. Ты говоришь об яде, царица?.. О страшном яде из страны черных Каау?.. Об яде, привезенном еще отцом Ани для царя Куша?..

Царица схватила ее за руки.

— Да, о нем… Мне он нужен… Дай мне его сейчас… сию минуту…

— Зачем?..

Лицо старухи стало бледным, как пергамент.

Царица громко застонала:

— Я не могу больше жить, Ситисру!.. Я не хочу жить!.. Я ищу смерти, как цветок луча солнца, ибо жизнь моя ныне — позор и ужас…

Старуха припала к рукам Нефтис.

— Ты безумна, владычица мира, ты обезумела!.. Сет помрачил свет твоего разума!.. Ты еще молода!.. Ты будешь еще счастлива!.. Твой позор смоют воды наводнений, как смывают они песок хамсина!.. Опомнись, царица, опомнись!..

— Ах, ты не знаешь, что творится там, за степами твоего покоя! Там земля перевернута, словно глиняный горшок на гончарном кругу!.. Там — вспугнутое стадо без пастыря!.. Там опустошено сокровенное место… змея вынута из своего гнезда… смута и шум сумятицы по всей стране, и нет им конца, нет края, нет меры, ибо все погибло!.. О, если бы пришел конец людям, не было больше ни зачатий, ни рождений!.. Дай… Дай мне его… Я заклинаю тебя прахом твоего супруга!.. Дай мне яд Каау!..

— Нет!..

— Дай!..

— Никогда!..

Тогда все бешенство, которое царица так долго сдерживала, залило краской ее щеки, и она стала бить Ситисру, как жены купцов били своих рабынь — по лицу, по голове, но плечам, но синие… Увидев золотого коршуна на крышке алебастрового сосуда, царица схватила его и, взмахнув, бросила изо всей силы в голову Ситисру. Старуха, закрывая слепые глаза руками, повалилась навзничь; струя темной крови брызнула фонтаном в потолок и залила белое платье царицы.

Нефтис старалась сдвинуть с места статую Ани; но деревянная асфальтированная фигура была крепко прибита к полу и не подавалась.

Царица начала царапать пол, чтобы поднять изразцовые плиты, хранящие шкатулку из черного дерева… Ногти ее ломались, из концов пальцев стала капать кровь…

Тогда, застонав как раненый зверь, царица подбежала к окну, вскочила на окованный бронзой подоконник и бросилась вниз на вымощенный аянским камнем двор.

— О царевна Меситнинухет-Техен, это ты пожрала моего ребенка в болотах, среди камышей и лотосов!.. Это ты приняла образ кемуры и унесла моего Синухета!.. О зверь, дочь Сета, гиэна, — это ты вырвала из меня сердце и растоптала его своей золотой сандалией!.. Будь проклята ты, как прокляты все рпат!.. Где ты?.. Я хочу разорвать твою грудь губами, ибо стала сама, как зверь!..

Актис день и ночь бродила вокруг дома Нерхеба и ждала.

Стража отгоняла ее копьями, но она приходила снова и снова, безостановочно ходила под стенами, проклиная и плача.

— Надо убить взбесившуюся суку… — ворчали воины.

— Брось!.. Она безумна!.. Боги отняли у нее разум, — уговаривали другие.

Актис стояла, плотно прижавшись к стволу акации. Глаза ее не отрываясь смотрели вверх, на окна. Она слышала крики царицы, видела, как взметнулось в воздухе ее белое платье, и ждала…

Засуетилась стража, забегали воины, загремело оружие, отворились двери…

Актис, как кошка, шмыгнула в дом.

О великие боги, как давно она здесь не была… с тех пор… с тех пор, как ее выгнали отсюда с позором…

Актис бежала по знакомым переходам к покоям Ситисру. Верно, там, на груди у матери Нерхеба, прячется царевна Меситнинухет-Техен.

В покое старухи было тихо… Актис отдернула занавес.

На полу, в темно-красной луже лежала Ситисру; по слепым глазам ее все еще стекала струя крови.

Актис громко засмеялась и наступила ногой на грудь старухи.

Вдруг лицо ее передернулось судорогой, — из соседнего покоя до нее донесся протяжный детский плач… Чей-то голос, испуганный и нежный, успокаивал ребенка:

— Не плачь, мое солнце, я с тобой… не плачь, это, верно. Кандакэ разбила сосуд с водой и кричит от страха… Глупая Кандакэ, старая Кандакэ, где ты?..

Актис замерла.

Заколыхался занавес, зашуршали легкие сандалии, и Меситнинухет-Техен переступила порог.

Держа на руках сына, она остановилась перед плясуньей с широко раскрытыми от ужаса глазами.

— Кто ты?..

Актис начала молча подвигаться к ней.

— Кто ты?..

Плясунья не сводила с нее взгляда и молчала; потом, грубо схватив ее за волосы, она одним взмахом пригнула к полу.

— Кто я?.. — шептала она в исступлении. — Кто я?.. Я — зверь, выпущенный на тебя охотником!.. Я — собака, что грызет горло шакалу!.. Я — кемура, пожирающий детей!.. Я!.. Я!..