Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря [Литрес]

— Но пока не наступило банкротство, — сказал сицилиец, возвращая его к действительности, — ситуация исключительная, чтобы зарабатывать деньги в графстве.

— На продаже, — перебил его Гильем.

— Главным образом, — согласился собеседник.

Гильем отметил, что голос сицилийца стал звучать более доверительно.

— Но можно также покупать, если есть подходящие деньги, — продолжил сицилиец. — Соотношение между золотым флорином и серебряным кроатом совершенно нереальное и не соответствует соотношению, установленному на зарубежных рынках! Серебро уходит из Каталонии в больших количествах, а король продолжает поддерживать стоимость золотого флорина. Ему это дорого обойдется…

— Почему ты считаешь, что король занимает такую позицию? — с любопытством спросил Гильем. — Король Педро всегда вел себя как человек разумный.

— Из обычных политических интересов, — перебил его Якопо. — Флорин — королевская монета. Его чеканка на монетном дворе в Монпелье зависит непосредственно от короля, в то время как кроат чеканят в таких городах, как Барселона и Валенсия, по соглашению с королем. Монарх хочет поддержать стоимость своей монеты, хотя явно заблуждается. Однако для нас это самая лучшая ошибка, которую он мог совершить. Король установил соотношение золота к серебру в тринадцать раз большее, чем оно реально стоит на других рынках!

— А королевские запасы?

Это был именно тот вопрос, к которому Гильем хотел подобраться.

— Их стоимость завышена в тринадцать раз! — засмеялся сицилиец. — Король продолжает войну с Кастилией, хотя, кажется, она уже вот-вот закончится. У Педро Жестокого большие проблемы с собственной знатью, которая переметнулась на сторону ветви Трастамара. А Педро Церемонному остались верны только города и, похоже, евреи; война с Кастилией разорила его. Четыре года назад кортесы Монсона ссудили ему двести семьдесят тысяч либр в обмен на новые уступки знати и городам. Король тратит эти деньги на войну, но теряет привилегии на будущее, а теперь еще и новое восстание на Корсике… Если у тебя есть какой-нибудь интерес к королю, забудь об этом.

Гильем перестал слушать сицилийца и, продолжая кивать, улыбнулся: король разорен, а Арнау — один из его главных кредиторов. Когда Гильем покидал Барселону, займы королевскому дому уже превышали десять тысяч либр. До какого уровня они доросли теперь?

Ему даже не нужно было платить проценты по дешевым займам.

«Его казнят».

Приговор Жоана снова всплыл в памяти Гильема.

«Николау будет использовать Арнау для укрепления своей власти, — сказал ему Жусеф. — Король не платит Папе, а Эймерик пообещал ему часть состояния Арнау».

Готов ли король Педро превратиться в должника Папы, который только что организовал мятеж на Корсике, отказывая в праве на эту землю арагонской короне? Конечно нет!

Но как добиться того, чтобы король выступил против инквизиции?

— Нам интересно ваше предложение.

Голос инфанта растворился в огромном салоне Тинель. Ему было только шестнадцать лет, но он уже председательствовал от имени своего отца на заседании парламента, который должен был решить вопрос о сардинском восстании.

Гильем тайком наблюдал за восседающим на троне наследником, по обеим сторонам которого стояли двое советников — Хуан Фернандес де Эредиа и Франсеск де Перельо́с.

Говорили, что инфант слаб, но этот мальчик два года назад судил, приговорил и приказал казнить того, кто был его воспитателем с рождения: виконта Берната де Кабреру. После того как инфант велел обезглавить его на рыночной площади в Сарагосе, он отдал приказ отправить голову виконта своему отцу королю Педро…

Тем же вечером, немногим ранее, Гильему удалось поговорить с Перельосом. Советник его внимательно выслушал, а потом приказал подождать за маленькой дверью.

Когда после долгого ожидания ему наконец позволили войти, Гильем оказался в самом великолепном зале, который ему когда-либо приходилось посещать: просторная комната свыше тридцати метров шириной, под шестью длинными арками, стоящими как перегородки, которые доходили почти до пола, с голыми стенами, освещенными факелами, производила сильное впечатление.

Инфант и советники ожидали его в глубине салона Тинель.

Еще за несколько шагов до королевского трона мавр опустился на одно колено.

— Однако, — сказал инфант, — помните, что мы не можем выступать против инквизиции.

Гильем подождал, пока Франсеск де Перельос взглядом сообщника не показал ему, что он может говорить.