Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря [Литрес]

Гильем стоял рядом, одного движения было достаточно, чтобы приблизиться к ней и обнять ее. Гильем прижал женщину к себе и попытался утешить, но она не ответила.

«Пусть текут слезы, Ракель, — подумал он, — пусть слезы погасят огонь, который давно уже горит в твоих глазах».

Через пару минут еврейка отстранилась от Гильема и вытерла лицо платком.

— Ты приехал ради Арнау, правда? — спросила она его, успокоившись. — Ты должен ему помочь, — добавила она, прежде чем Гильем кивнул в знак согласия. — К сожалению, мы почти ничего не можем сделать для него, разве только усложним ситуацию, если вмешаемся…

— Я говорил твоему брату, что мне необходимо иметь рекомендательное письмо, чтобы попасть ко двору.

Ракель бросила на Жусефа, который все еще сидел за столом, вопрошающий взгляд.

— Мы его достанем, — заверил он ее. — Инфант дон Хуан со своим двором, придворные короля и первые люди королевства собрались в парламенте, чтобы обсудить положение на Сардинии. Это очень подходящий момент.

— Что ты думаешь делать, Сахат? — спросила Ракель.

— Пока еще не знаю. Ты писал мне, — добавил он, обращаясь к Жусефу, — что король в конфликте с инквизитором.

Жусеф кивнул.

— А его сын?

— Еще больше, — ответил Жусеф. — Инфант — любитель прекрасного, он покровитель искусства и культуры. Ему нравится музыка и поэзия, и у себя при дворе в Жироне он часто собирает писателей и философов. Никто из них не согласен с нападками Эймерика на Раймунда Льюля. Об инквизиции плохо отзываются и каталонские мыслители; в начале столетия ею были признаны еретическими четырнадцать трудов врача Арнау де Вилановы. Труд Николаса Калабрийского был также объявлен еретическим самим Эймериком, а теперь преследуют еще такого великого человека, как Раймунд Льюль! Похоже, они отвергают все каталонское. Мало кто решается писать, опасаясь, что Эймерик может дать неожиданный отзыв об их работе. Николас Калабрийский закончил жизнь на костре… С другой стороны, если кто-нибудь и может воздействовать на инквизитора и запретить ему вершить суд над каталонскими евреями, так это инфант. Имей в виду, что инфант живет теми налогами, которые мы ему платим. Он не откажет тебе в аудиенции, — уверил Жусеф. — Но не заблуждайся: дон Хуан вряд ли станет открыто противостоять инквизиции.

Гильем внутренне согласился с ним.

— Сжечь труп?..

Николау Эймерик продолжал стоять, опершись руками о стол, и смотрел на Арнау горящими глазами. Его лицо стало багровым.

— Твой отец, — процедил он сквозь зубы, — был дьяволом и подстрекал людей. За это его казнили, и за это ты его сжег, чтобы он умер таким образом.

Николау закончил, показывая на Арнау.

Откуда ему это известно? Был только один человек, который знал… Писарь скрипел своим пером.

Не может быть.

Жоан? Нет. Арнау почувствовал, что у него подкашиваются ноги.

— Ты отрицаешь, что сжег труп своего отца? — спросил Беренгер д’Эриль.

Жоан не мог донести на него!

— Ты отрицаешь это? — повторил Николау, повышая голос.

Лица членов трибунала поплыли перед глазами Арнау, к горлу подкатилась тошнота.

— Мы были голодными! — крикнул он. — Вы когда-нибудь были голодными?

Лиловое лицо его отца и висящий язык, казалось, были сейчас у всех, кто на него смотрел.

Жоан? Почему он не пришел к нему?

— Мы были голодными! — снова крикнул Арнау.

Он слышал, как отец говорил: «Я, как и ты, не подчинился бы». Арнау сделал движение вперед, пытаясь наброситься на Николау, который продолжал вопрошающе смотреть на него, но, прежде чем он добрался до инквизитора, солдаты схватили его и снова оттащили в центр зала.

— Ты сжег своего отца, потому что он был демоном? — Николау четко выкрикивал каждое слово.

— Мой отец не был демоном! — ответил ему Арнау, тоже крича, и стал вырываться из рук солдат, которые крепко держали его под локти.

— Но ты ведь сжег труп.

«Почему, Жоан? Ты — мой брат, и Бернат… Бернат всегда тебя любил, как своего сына».

Арнау опустил голову и повис на руках солдат.

Почему?..

— Тебе приказала это сделать твоя мать?

Арнау с трудом поднял голову.

— Твоя мать — ведьма, которая распространяет дьявольское зло, — добавил епископ.

Господи, что они говорят?!

— Твой отец убил ребенка, чтобы освободить тебя. Ты признаешь это? — крикнул Николау.

— Что?.. — изумился Арнау.

— Ты, — Николау ткнул в него пальцем, — тоже убил христианского ребенка. Что ты собирался сделать с ним?