Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря [Литрес]

Арнау видел, как голова Кастельо отделилась от туловища после уверенного удара палача. Ему хотелось закрыть глаза, как поступили многие, но он не стал этого делать. Он должен был все увидеть, чтобы никогда не забывать об осторожности.

«Запомни на всю оставшуюся жизнь», — сказал он себе, глядя, как кровь стекает на эшафот.

Арнау видел ее улыбку.

Он все еще видел, как улыбается ему Святая Дева, а вместе с ней ему улыбалась и сама жизнь.

Арнау исполнилось сорок лет. Несмотря на кризис, его дела шли хорошо. Арнау получал приличную прибыль, часть которой отдавал нуждающимся или на строительство церкви Святой Марии.

Со временем Гильем признал его правоту: простые люди платили по ссудам и возвращали деньги до последней монетки.

Его церковь, собор у моря, продолжала расти. За это время был возведен третий, центральный свод и восьмигранные колокольни, которые стояли по бокам главного фасада. В церкви Святой Марии всегда было полно рабочих: каменотесы, скульпторы, художники, стекольщики, плотники и кузнецы. Был даже органист, за чьей работой внимательно следил Арнау.

«Как будет звучать музыка внутри этого величественного храма?» — часто спрашивал он себя. После смерти архидьякона Берната Льюля и ухода еще двух каноников это место занял Пере Сальвэтэ де Монтирак, с которым Арнау постоянно поддерживал добрые отношения.

Умер и великий мастер Беренгер де Монтагут, и его преемник Рамон Деспуч. Вести работы поручили теперь Гильему Метже.

Арнау не только поддерживал связь с главами общины Святой Марии. Материальный достаток Эстаньола и его новое положение ставили его на один уровень с советниками города, со старшинами и членами Совета Ста. К мнению Арнау прислушивались на бирже, а его советам следовали коммерсанты и купцы.

— Ты должен согласиться на эту должность, — посоветовал ему Гильем.

Арнау подумал некоторое время.

Ему только что предложили одну из двух должностей в Морском консульстве Барселоны. Консул, наивысший коммерческий представитель в городе, исполнял обязанности судьи в торговых спорах, причем с собственной юрисдикцией и независимо от всех прочих учреждений в Барселоне. Он мог выступать в качестве арбитра, решать любую проблему, возникшую в порту или у его работников, и следить за соблюдением коммерческих законов и предписаний.

— Не знаю, смогу ли я…

— Лучше тебя нет, Арнау, поверь мне, — перебил его Гильем. — Сможешь. Конечно сможешь.

И Арнау согласился стать одним из двух новых консулов, когда истекли мандаты старых.

Церковь Святой Марии, коммерческие дела, будущие новые обязанности морского консула — все это воздвигло вокруг Арнау стену, за которой бастайш чувствовал себя удобно, и, когда он возвращался к себе домой, в особняк на улице Монкада, ему было лень думать о том, что происходило за большими воротами.

Арнау выполнил свои обещания, данные Элионор. Однако он не забыл о тех гарантиях, которые их обеспечивали: отношения супругов оставались такими же холодными, как и прежде, и сводились лишь к самому необходимому для совместного проживания.

Тем временем Мар исполнилось двадцать лет, но она продолжала отказываться выходить замуж.

«Зачем мне это, если Арнау рядом со мной? Что он без меня будет делать? Кто будет снимать с него обувь? Кто будет ждать его возвращения с работы? Кто поболтает с ним и выслушает его проблемы? Элионор? Жоан, который с каждым днем все глубже погружается в свои духовные занятия? Его рабы? Или один Гильем, с которым он и так проводит бо́льшую часть дня?» — думала девушка.

Каждый день Мар с нетерпением ожидала возвращения Арнау. Ее дыхание учащалось, как только раздавался стук в ворота, а улыбка озаряла лицо, когда она выходила на лестницу, чтобы встретить его.

А когда Арнау не было дома, ее жизнь казалась медленной пыткой.

— Никаких куропаток! — раздался голос Элионор. — Сегодня мы будем есть телятину.

Мар повернулась к баронессе, стоявшей у входа в кухню.

Арнау нравились куропатки. Девушка ходила покупать их с Донахой. В этот раз, выбрав самых лучших, она подвесила дичь в кухне и каждый день проверяла состояние птиц. Наконец она решила, что они готовы, и рано утром спустилась вниз, чтобы заняться стряпней.

— Но… — попыталась возразить Мар.

— Телятину, — оборвала ее Элионор, сузив глаза.

Мар повернулась к Донахе, но рабыня только незаметно пожала плечами.

— Только я решаю, что будут есть в этом доме, — продолжала говорить баронесса, обращаясь ко всем рабам, помогавшим кухарке. — Здесь командую я!