Роберто Пацци - В поисках императора

– Алеша, для меня это слишком много. – И погладила его по волосам, а потом вложила в руку первый гранат, который созрел в саду, еще кислый, недоспелый.

– Анастасия хотела подождать твоего дня рождения, но я подумала, что лучше сегодня. Остальные уже попробовали и сказали, что он еще не совсем спелый, но уже ничего. Видишь, как плотно сидят зернышки? – Глаза Татьяны были полны слез, которые она не могла скрыть.

Алексей тут же оторвал кусочек кожуры и принялся рассматривать тесно сидящие красные зернышки.

– Ни одно из них не выпадет, и их так много, так много, что не сосчитаешь…

Царевич взял в рот несколько зернышек и стал высасывать кисловатый, терпкий сок, глядя на круглый плод и думая, что он никогда не доест его до конца. К вечеру он так и уснул со своим гранатом в руке, растянувшись на постели одетым.

Та ким и увидел его Николай. Отец смотрел на сына, вокруг сгущались сумерки. «Дни становятся короче, – подумал он, – середина лета – начало осени». Алексей был так красив в своем доверчивом отстранении, его чело было ясным после такого славного дня, когда он и пел, и играл, и даже ходил. Красная шелковая рубашка, вышитая сестрами, была расстегнута на шее.

– К вечеру моя борода становится спутанной и пыльной, а твоя золотая копна так и остается волосок к волоску, их не раздергивает даже ветер! Кто же ты? – спрашивал Николай, лаская уснувшего сына.

Он взял плод из руки мальчика и положил одно зернышко в рот. Бог рядом, и все уже готово.

В полночь Юровский и вооруженные до зубов солдаты поднялись на второй этаж, в руках они держали пистолеты с взведенным курками. Постучали в комнату пленников, но не услышали никакого ответа. Распахнув двери, они увидели на кроватях тела тех, кого милосердная рука Татьяны усыпила вечным сном с помощью отравленного плода. Гранат так и лежал там, на полу, выпавший из безжизненной руки Татьяны, которая последняя вкусила его сока. Разъяренный Юровский не успел помешать тому, что Дмитрий поднял гранат и положил в рот несколько зерен, а потом медленно сполз на пол.

Нежнейшее пение соловья разбудило всех пернатых обитателей Ипатьевского дома и сада, которые тут же наполнились птичьим гомоном, клекотом, хлопаньем крыльев. Словно разгневанные фурии, птицы набросились на солдат, целясь прямо им в глаза, расцарапывая когтями их лица и руки. С крыши дома поднялся в воздух орел, и Юровский, отмахиваясь от последних ударов, увидел, как выстраивается за своим предводителем в полет все птичье войско. И в то время, когда Господь Бог снова забирал себе ту власть, которую он когда-то передал людям и которой они не сумели распорядиться, в Ипатьевском доме распахнулись настежь окна, прежде закрывавшие от царской семьи весь мир за пределами сада, и теперь уже отчетливо стали слышны выстрелы: в Екатеринбург на помощь царю с боем входили верные ему белые войска, но было уже слишком поздно…

Феррара,

10 июля 1980 – 23 октября 1983

«В поисках императора» – так назван первый роман итальянского писателя Роберто Пацци. В романе, не претендующем на документальность, затерявшийся в Сибири верноподданный полк пытается найти и вызволить из большевистского плена императора Николая Второго и его семью. Уверен, однако, что писатель вложил в название и автобиографический сюжет – свои собственные «поиски императора».

Пацци меня заинтриговал несколько лет тому назад, когда в одной из книжных лавок лигурийского города Специя мне попался роман «Принцесса и дракон». На обложке красовался портрет его главного героя – великого князя Георгия Александровича, о котором мне было известно лишь то, что он юношей умер от чахотки на Кавказе. Хозяин лавки рассказал, что автор его романа – его земляк, но с детства живет в Ферраре, а в литературных кругах знаменит своей странной привязанностью к Дому Романовых. Книготорговец украсил свой рассказ легендой, позднее не подтвержденной, что этот «царист» (по его определению) иногда появляется на публике в форме офицера старой русской армии…

Прошли годы – в списке дел каждого из которых стояло «познакомиться с Пацци» – прежде чем я оказался в доме писателя.

Дом оказался необычным даже по русским меркам, а для Италии, не сомневаюсь, – уникальным. Все стены и вообще свободные поверхности увешаны и уставлены портретами Романовых, их гербами, вензелями, генеалогическими древами. Повсюду – россыпи книг, как написанных хозяином дома, так и других авторов, о последней русской династии. Особенно я был тронут, увидев в спальне Пацци на тумбочке – там, где обычно в рамочке на подставке стоит фотопортрет любимого человека – миниатюрное изображение Николая Второго.