Владимир Череванский - Любовь под боевым огнем

Русский народ проводил его прах достойным образом. И что бы ни говорили фемистоклюсы, не успевшие еще победить ни одного Ксеркса, о непримиримых противоречиях в образе мыслей и действий покойного, он оставил истории свое имя, отечеству – покоренную страну и только психологам – загадку: где и на чем остановился бы полет мысли и дел этого человека? Он был прав, говоря, что история разберется в своих суждениях о его недостатках, как она разобралась в своих приговорах хотя бы о Тимуре. Будущие Шлоссеры, Веберы и Гиббоны найдут в нем, каждый по своему углу зрения, то истинного героя, то авантюриста, но никто не посмеет отказать ему в любви его к родине.

Противник его, бывший сардар, а с падением Голубого Холма текинец Эвез-Мурад-Тыкма, не мог не подчиниться условиям, продиктованным историческим роком. Вдобавок к жизни, лошади и оружию ему дали чин майора милиции и позволили побывать в России, посмотреть, с кем и с чем он воевал. Впрочем, ни один бывший хан не отказался от красивых эполет…

Не так скоро уступила требованиям исторического рока сподвижница сардара, ханум. Прежде чем перейти на мирное положение, она извелась в нравственных терзаниях. Скрывшись после погрома Голубого Холма в Мерв-Теке, она приобрела здесь громадное влияние на народную массу. Ей всегда находилось свободное место и на празднике, и в совете, но, как умная женщина, она видела, что тохтамышцы не могут по слабо развитой воинственности мечтать о славе отамышцев. Народ ходил задумчиво, с опущенными головами и восклицал чаще, чем нужно: «Аллах акбар!»

Мерву нельзя было пошевельнуться, не вызвав ропота или угрозы со стороны того или другого соседа. Россия и Бухара сторожили его северо-восточную границу, а Афганистан и Персия – юго-западную. Мало того, персияне, понимая, что Мерву не суждено больше разбивать их войска и пленять их армии, распорядились занять часть мервского Серакса и построить там крепость Рунн-Абай. Обессиленные сунниты с затаенными в душе проклятиями пропустили в эту крепость гарнизон в тысячу шиитов.

Все это видела и понимала ханум и часто, очень часто показывалась без свиты, одинокая, на берегу Теджента, разделявшего Ахала от Мерва.

Недоставало только у нее решимости пустить своего коня в воду, чтобы перейти на русскую сторону. Но вот шииты стали хозяйничать возле Рунн-Абая как у себя дома, и мервцы все громче и громче повторяли, проходя мимо кибитки ханум: «Мы пропадаем!» Да кроме того, и Афганистан выпустил не без доброго совета Индии какого-то эмиссара Сие-Пуша поддерживать волнения в народе…

В последний раз ханум, не сдержав коня, вынеслась на противоположный берег Теджента. Там ее ожидали и встретили как желанную гостью.

– Мерв не в силах сопротивляться – приходите и овладейте им, – сказала она встретившему ее русскому начальнику и, разумеется, добавила: – Так угодно Аллаху!

В этот день русский исторический рок приобрел древнейший город в Средней Азии, существовавший, по сказаниям Диодора и Страбона, за две тысячи лет до Рождества Христова. Он приобрел Мерв, в котором, по местному преданию, прародитель Адам изучал земледелие под руководством небесного ангела. Под развалинами Мерва орда Чингисхана похоронила в одном сражении до миллиона жителей. Вместе с его руинами исторический рок приобрел оазисы Теджентский, Голатанский и Серакский и, подвинувшись к Афганистану, попросил персиян очистить Рунн-Абай. Персияне галантно исполнили его просьбу.

Афганистан охотно помирился бы с новым соседом, но индийские рупии и навязчивость Англии подвинули его на глупое дело. Англия явилась сюда устраивать буфер между своими проходами в Гималаях и русским Туркестаном. Во главе разграничительной комиссии стоял генерал-бехадур сэр Питер Лемсден. Устраивая буфер, он повел разграничение до того дипломатично, что командовавший афганскими войсками Теймур-Шах-хан без повода и причины надвинул свой отряд в четыре тысячи человек на новые русские пределы. Прежде чем заговорили пушки, заскрипели перья дипломатии.

«Требую, чтобы сегодня до вечера все подчиненные вам военные чины до единого возвратились на правый берег реки Кушки», – так просил Наиб-Салара генерал Комаров 17 марта 1885 года.

«Храброму и отважному генерал-бехадуру Комарову, – последовал ответ в тот же день. – По такому важному делу, как вы пишете, я, Наиб-Салар, должен посоветоваться с английским капитан-бехадуром Йетсом».

Совет вышел, как скоро оказалось, неудачный. Подвинувшись навстречу историческому року, Наиб-Салар потерял при столкновении с ним всю свою артиллерию, знамена и половину отряда. При этом судьба посмеялась довольно зло над людскими делами: знамя взял с бою сарык Аман-Клыч, а в то же время капитан Йетс очутился в трагикомическом положении. Ему пришлось просить в день самого боя защиты у генерала Комарова от афганцев.