Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

Все сто тысяч зрителей на мгновение замолчали, и над бассейном повисла глубокая тишина. Все, что только что произошло, – внезапная тьма, отвага старого воина, сразившего льва, ужасное обвинение, брошенное узурпатору, паника, внезапно возникшая среди приближенных Пепи, воспоминание о великом царе, спасшем Египет, тысячи голосов, утверждавших, что он все-таки жив, – произвело на людей впечатление, описать которое невозможно.

Потом вдруг прозвучали отдельные голоса:

– Да, это Тети! Вчера Пепи отрубил руки его сторонникам! Да здравствует покоритель халдеев! Народ, за ним!

Гигантские дамбы водохранилища вздрогнули от рева, казалось вырвавшегося из тысяч львиных глоток. Народ с устрашающим шумом ринулся вниз по ступеням, а Пепи со своей свитой быстро покидал помост. Все бежали к Мемфису.

В этот момент на небе показалось солнце, и его лучи разогнали тьму.

– Ра возвращается! – крикнул Тети. – Он освещает нам путь! Вперед, мой народ! Тети поведет тебя!

– В царский дворец! – ревели тысячи голосов. – Да здравствует Тети!

Старик, все еще державший щит в одной руке и окровавленный клинок в другой, перешагнул через убитого льва и двинулся к Лабиринту. Стотысячная толпа, ведомая давними сторонниками старого монарха, шла за ним сплоченными рядами, под оглушительные крики. Поднявшись по лестнице, он крикнул, перекрывая своим зычным голосом шум толпы и потрясая оружием:

– К царскому дворцу! Нынче вечером у Мемфиса будет другой правитель!

– Да здравствует Тети! – в исступлении отвечала объятая восторгом толпа.

Когда толпа вошла в Мемфис, в городе царило смятение. Слух о том, что Тети, в смерти которого многие сомневались, снова появился, распространился с быстротой молнии. Люди выбегали из домов с оружием, готовые умереть, защищая спасителя Египта. Крики «Да здравствует Великий Тети!» разносились по всем кварталам, от берегов Нила до границ пустыни, и к бесчисленным отрядам, пришедшим со стороны водохранилища, присоединялись новые. Теперь вокруг Тети образовалась новая гвардия: люди окружали его, оставив ему свободное пространство, а он шел все время впереди.

Когда толпы горожан подошли к царскому дворцу, все двери оказались распахнуты. Стража, лучники, сановники, фавориты – все позорно бежали. Тети приостановился на мгновение, чтобы окинуть взглядом грандиозное здание, где он правил, когда был великим монархом, потом вошел в просторную галерею, поднялся по широкой лестнице и отважно вошел в тронный зал, который больше никто не охранял. В двадцать четыре двери, распахнутые настежь, с криками врывался народ.

В глубине зала, сжавшись в комок на сверкающем золотом троне, в царском одеянии и со знаками царской власти в одеревеневших руках, сидел смертельно бледный, объятый ужасом Пепи.

Толпа остановилась и притихла. Символы высшей власти, которые фараон сжимал в руках, и в особенности урей, сверкавший у него надо лбом, и величие трона снова сделали из людей послушных рабов.

По счастью, Тети не смутился. Он направился прямиком к брату, глядевшему на него со страхом, взбежал по ступеням трона, быстрым движением сорвал урей, с презрением швырнул его на пол и крикнул:

– Вот, ты больше не царь!

Потом, отбросив щит, крепко схватил Пепи за руку, выволок его на середину зала и бросил на белые мраморные плиты пола, подняв над его головой окровавленное оружие.

– Этот клинок убил льва, – сказал он, – убьет и узурпатора-вора.

В то время как в водохранилище Пепи разыгрывал свою последнюю карту против брата, пытаясь удержать трон, который под ним зашатался, из царского дворца вышел отряд лучников, охраняя паланкин с разноцветным тентом. Его несли четверо рабов-нубийцев богатырского сложения.

В паланкине сидели Нитокри и Нефер. Вырвав у Пепи помилование для Миринри, они направлялись теперь к некрополю, чтобы освободить несчастного юношу, живым замурованного в огромной подземной усыпальнице, занимавшей пространство почти под пятой частью города. Нитокри выглядела веселой, а Нефер, напротив, поняв, что навсегда потеряла человека, которого безответно любила, была печальна и делала неимоверные усилия, чтобы сдерживать слезы, дрожавшие на ресницах.

– Сестра, – сказала Нитокри, – все тяжкие испытания, что выпали на долю Миринри, теперь кончились. Ему ничто не угрожает, потому что он под моей защитой, и отец не осмелится причинить ему зло. Он будет гордостью двора. Отец уже стар, а когда он умрет, Миринри провозгласят царем Египта.