Николай Раевский - Последняя любовь поэта

Богиня луны ушла навестить навеки усыпленного красавца Эндимиона. Ночь кончилась. Вещи снова обрели цвета и формы. Запели птицы.

Миртиллу разбудила на рассвете корова, замычавшая на соседском дворе. После ночных горестей подруга Феокрита встала с тяжелой головой. Решила сразу же выкупаться. Не будя Эвнои, оделась, отворила калитку. Город еще спал. Теплый неподвижный воздух чуть пах смолой кипарисов. Дышалось легко. На берегу Миртилла, сбросив одежду, села на прохладный песок, обхватила руками колени. Задумалась. Сидела долго. На востоке медленно разгорался небесный пожар. Сизо-белесая вода Геллеспонта заблестела, стала розовой. Миртилла хотела подняться и вдруг испуганно вскрикнула. Сильные мужские руки закрыли ей глаза. Через мгновение их узнала. Феокрит поцеловал её в затылок, обнял.

— Глупышка, не трусь...

И сразу стало легко. На её глазах заблестели радостные слёзы.

— Милая, прежде всего я хочу тебе кое-что сообшить.

— Хорошее или плохое? Плохого лучше не надо.

— Хорошее... хорошее... Со мной сейчас говорил Неофрон... О тебе.

Они уселись рядом. Феокрит еще одетый, она по-прежнему нагая. На берегу никого не было. Давно проснувшиеся чайки чертили над головами беседовавших свои крикливые петли.

Неофрон, хотя ночью почти не спал, проснулся, как всегда, вовремя. Поговорил с рано поднявшимся Феокритом, умылся и пошел отдавать приказания домоправителю. Приготовить назавтра парусную лодку, провизию и вина. Раба, разбившего вечером старинную чашу, нещадно выпороть. Нет, мало — накалить черепицу и прижечь, но только спину... Седалище не трогать, а то слишком долго будет поправляться. Назначить людей для возки навоза. Еврей, который приехал за хлебом, пусть придет через три дня... Раб-домоправитель старался все запомнить.

Херсий проснулся позже. Разбудила мать. Принесла парного молока. Присела на ложе, попробовала лоб. Хорошо... выздоравливает сынок... Только очень уж он грустен.

Поздно проснулся у себя в Эпидавре актер Гиперид. Когда открыл глаза, на солнечных часах во дворе дома, где он снимал комнату, тень указателя подбиралась к полудню. Голова болела, Лежал неподвижно. Пьяные видения не забылись. Силился припомнить, кто же эта черноглазая?.. Вспомнил наконец. Гетера, которую приставили к Феокриту. Потом еще шла, обнявшись с этим... как его... молоденький философ... складно говорит... Жаль, пришлось тогда сразу же уехать из Лампсака. Встретиться бы с ней.

Когда Неофрон задумал устроить поездку с Феокритом и Миртиллой, он послал раба позвать и гетеру Гликеру, с которой уже больше года встречался раза два в месяц. Проведя с нею ночь, он затем больше не вспоминал об этой женщине до нового свидания.

Гликера долго обдумывала, как ей одеться. Смущала встреча с Миртиллой. Та, наверное, будет в белом. Что если и ей?.. Со злобой подумала о том, как бы начали смеяться подруги и любовники. В Лапсаке ничего в тайне не остаётся.

Выбрала платье к лицу. Бледно-зелёный хитон струился спокойными складками по полному телу, поверх него набросила светло-розовый длинный гиматий. Завитые волосы стянула розовой же лентой. Сандалии обула простые, из жёлтой кожи. Перед зеркалом тоже провела много времени — пудрилась, румянилась, подводила глаза, чернила брови. Надушилась пряными, вкрадчивыми духами.

У Неофрона рабы исполнительны. Хозяин строг, и поротые спины заживают не скоро. Большая парусная лодка была готова с раннего утра. Положили в неё две пары вёсел. Возвращаться предстояло ночью, а летом после заката ветра почти никогда не бывает. Работали всю ночь, боялись опоздать. Рабы-прислужники и гребцы лежали у причала, посматривая, не идёт ли хозяин с гостями.

Неофрон, Феокрит и Миртилла ожидали запоздавшую Гликеру в беседке, увитой виноградником, той самой, где хозяин и гость спорили на другой день после памятного пира. С тех пор они часто сиживали в ней. Теперь там была зеленая полутьма. Ни один луч не пробивался сквозь густую листву разросшихся лоз, увешанных крупными гроздьями. Виноград еще не дозрел, но на солнечной стороне беседки ягоды уже подернулись бледным пурпуром. Наступил разгар лета, когда после полудня и солнцелюбивые ящерки убегают в тень.

Феокрит сам привел подругу в сад Неофрона. Миртилла обрадовалась, когда узнала, что хозяин имения зовет ее. На первый раз не отважилась явиться одна. Побаивалась богатого стареющего человека, который, как она знала, гетер недолюбливает.