Николай Раевский - Последняя любовь поэта

— Херсий, ты хороший, но ищи себе другую. Помни, я больше не гетера…

Ну, раз так... больше не приходил. Пробовал забыть, забыть не может, хотя только раз целовал ее тогда, на пиру у Неофрона. Потом не позволяла. Все бы отдал, позволь она прийти ночью, хоть раз, хоть ненадолго. Зачем ей этот старик, зачем, зачем?.. Его стихи прекрасны, но она-то что в них понимает?! А как бы он, Херсий, любил Миртиллу... Юноша беспокойно мечется на постели. Ему обидно. Готов заплакать от досады, от страсти, от жалости к себе, и к ней — упрямой, милой. А голова кружится, хочется пить, и грудь ноет надоедливо, тупо, тоскливо. Заснуть надо, заснуть...

Актера, который когда-то понравился Миртилле на пиру у Неофрона, звали Гиперид. Она давно о нем забыла — мало ли перевидела мужчин с тех пор, как стала гетерой... Забыл о ней и Гиперид. Тогда у Неофрона он не говорил с ней. Только пошутил, встретив на дворе подвыпившую пару — Херсия и Миртиллу. На людях они старались идти чинно, поддерживая друг друга, но актер мысленно сравнил их с кораблем, потерявшим управление,— то в одну сторону несет, то в другую. Сказал:

— Юноша, где же твоя философия?

Херсий посмотрел на Миртиллу и ответил:

— Вот она... Видишь?

Гетера расхохоталась. Зубы у нее были удивительно ровные. Внимательно посмотрела на Гиперида. и пошла дальше.

Его родители жили в Лампсаке. Гиперид был членом городского синода [64] Товарищество актеров. В эпоху Феокрита театральные представления устраивались уже независимо от религиозных праздников. актеров, но часто ездил в другие полисы один. Из Лампсака отправился на Лемнос, договорился с тамошним синодом и после нескольких удачных представлений уплыл вместе с товарищами в Эпидавр [65] Город на северо-восточном берегу Пелопоннеса. . Там дела синода тоже пошли удачно. Гиперид был доволен. Нравился прекрасный огромный театр, так удачно расположенный на склоне пологого холма, что даже в последних рядах каждое слово было ясно слышно. Актеры не раз поминали добрым словом его строителя Поликлета Младшего [66] Этот театр сохранился до наших дней. . Нравилась и щедрая на одобрения публика, всякий раз заполнявшая амфитеатр снизу доверху. Гиперида и его товарищей то и дело звали на пиры к богатым гражданам.

Но счастье капризно и переменчиво, особенно счастье актера. С Гиперидом тоже приключилась беда. Больше всего он любил играть «Ипполита увенчанного» [67] Трагедия Эврипида. , Когда герой, умирая, прощался с Артемидой, многие зрители плакали. Сколько раз уже в разных городах Гиперид произносил:

«Волшебное благоуханье! В муках

Ты льешься в грудь... и будто легче мне...

Ты здесь со мною, со мною, Артемида?» [68] Перевод Й. Ф. Анненского.

Обыкновенно богиню играл совсем молодой актер. Свежий звучный голос отвечал:

«Она с тобой... любимый, бедный друг.»

И снова Ипполит-Гиперид спрашивал:

«— Владычица, ты видишь Ипполита?»

А юноша-актер продолжал утешения богини.

«— Из смертных глаз бы слезы полились…»

В Эпидавре всегдашний исполнитель роли Артемиды, напившись в жару холодной воды, Тяжело заболел, а городской совет непременно хотел видеть «Ипполита увенчанного». Пришлось сделать замену. Роль поручили актеру опытному, но совсем ужа не молодому. На репетициях его глуховатый голос раздражал Гиперида, а во время представления богиня, сказав умирающему:

«— Но он умрёт в лучах моей любви…»

— вдруг закашлялся старческим неудержимым кашлем. В театре поднялся хохот и свист. Кто-то метко швырнул в Артемиду сырым яйцом, и оно оставило на маске далеко видную желтую кляксу. Хохот и свист еще усилились. Трагедию едва доиграли.

Вернувшись домой, самолюбивый, привыкший к успехам Гиперид не мог успокоиться. Лежал на постели. Проклинал незадачливого товарища, и зрителей, и тот день, когда решил стать актером. Вечером послал за вином. Пьяницей не был, но на этот раз решил напиться. Чашу за чашей пил, как варвар, неразведенное хиосское вино. Душистая сладкая влага понемногу одолевала горечь обиды. Голова начала кружиться. Ложе качалось. Гиперид плыл — куда, сам не знал. С трудом приподнялся. Налил еще чашу. Теперь он лежал на опушке густого леса. Из кустов вышла молодая женщина в высоко подвязанном хитоне, с луком в руках. Охотница наклонилась над Гиперидом. Актер услышал низкий грудной голос:

— Она с тобой... любимый, бедный друг...— хотел ответить, и не смог. Черные блестящие глаза богини смотрели ласково и печально. Зубы были удивительно ровные. В волосах блестела золотая бабочка, усыпанная изумрудами. Хитон Артемиды вдруг стал прозрачным. Светло-голубые складки легко струились по загорелому телу. Перед Гиперидом стояла женщина, которую он когда-то и где-то видел. Силился вспомнить, где. Не мог.