Юрий Давыдов - Волонтер свободы (сборник)

— Как бы ни было, но почин российский.

— Вот то-то и оно, — поддакнул Шишмарев. — А скажи: мыкаешься тут небось, бедолага?

Рудаков поднял на него глаза, помолчал и с горечью неподдельной признался:

— На гауптвахте веселее. Понимаешь?

— Чего уж не понять.

— А я вот, братцы мои, — решительно заявил Рудаков, — с ближайшей же почтой рапорт министру. Так и так, мол, будет с меня Камчатки. В плавание — и баста. Хоть к черту на рога. Вот!

Коцебу тронул его за плечо.

— Покорнейшая просьба…

— Слушаю.

— Повремените отъездом.

— Это отчего же?

— Об нашем "Рюрике" сперва похлопочите.

— Эх, Отто Евстафьевич, — досадлива отмахнулся лейтенант, — вы еще раз кругом света обойдете, прежде чем рапорт мой попадет маркизу.

— Ну, зачем же так мрачно, — успокоительно заметил Шишмарев.

— Мрачно? Будто не знаешь, как все делается. Вот был ты на виду, в Кронштадте, так и угодил в кругосветку. А заткнули бы, как меня…

В полночь "Рюрик" положил якорь близ Петропавловска.

А ранним утром камчатский начальник отрядил матросов местной команды в дальний угол гавани. Там намертво была ошвартована "Диана" — многострадальный шлюп, совершивший с капитаном Головниным далекое плавание: Рудаков велел снять с "Дианы" листы медной обшивки и отдать "Рюрику".

И пошли ходом корабельные работы. Как ни хотелось Рудакову задержать "рюриковичей", но сделал он все, чтобы поскорее снабдить судно продовольствием и дровами.

Ушел "Рюрик" отыскивать неведомое.

А лейтенант Рудаков совсем уж загрустил в своем домишке. Когда-то еще и кто-то еще вспомнит о нем в шуме, громе и суете Санкт-Петербурга?

Тем временем другой лейтенант флота терся носом об нос с широкоскулым малым в перепачканных вонючим жиром шкурах. Да-с, терлись они носами и при этом улыбались оба. По чести сказать, у Отто Евстафьевича улыбка получилась натянутая, но держался он геройски даже тогда, когда малый смачно плюнул на свою грязную ладонь и с явным удовольствием растер плевок по его чистому, гладко выбритому лицу.

Может, и довольно, хватит? Нет, еще один подходит, тоже в шкурах, перепачканных китовым жиром. Процедура знакомств, приветствий продолжается. Ничего не попишешь: капитану и его спутникам очень уж хочется осмотреть остров Св. Лаврентия, невзрачный остров, где валуны да мох.

В этом ландшафте таилось нечто лунное, какое-то смутное, тихое очарование. Но Юг оглушил Хориса оргией цвета, и здешний ландшафт показался ему немудреным, не стоящим усилий живописца. Прогуливаясь по острову Св. Лаврентия, Логгин не ощутил мужественной сдержанности Севера. Пышный Юг, баловень и лежебока, владел его воображением.

А между тем разве могли сравниться жирные краски тропиков с отнюдь не суровыми, как привычно думать, по застенчивыми, целомудренными, нежными красками Севера? Плотная, душная, маслянистая фактура Юга разве могла сравниться с теми отсветами и полутонами, сгустками теней и прозрачностью, которые возникали на северных землях и на северных водах под тучами ненастий или в робких рассветах?

Впрочем, среди современных Хорису пейзажистов, среди тех, кто наделен был куда большей художнической тонкостью и мощью, нежели скромный корабельный рисовальщик, среди них-то были ль такие, что прониклись душою Севера?

Логгин скопировал сопки, шалаши туземцев. Рисунки его, как всегда, понравились морякам и доктору Эшшольцу и, как всегда, не понравились Шамиссо. Не потому, что Шамиссо был натуралистом, зоологом, а потому, что он был и поэтом. Рисунки молодого человека были слишком точными, чтобы быть искусством…

Берингов пролив встретил бриг туманом, перемесью дождя со снегом, команда надела камлайки — широкие и длинные плащи, сшитые жителями острова Св. Лаврентия из тюленьих и моржовых кишок.

Бриг вонзался в сырую мглу. Его реи были как в вате, паруса волглые и тяжелые. Он походил на те загадочные корабли, о которых любили толковать "сурки" — отставные матросы Кронштадтской божедомки.

Все же на часок-другой солнышко кое-как одолевало грязную ветошь туч и мягко, словно бы виновато, освещало берег Аляски. Где-то здесь, среди насупленных нагих скал, Коцебу предполагал нащупать если и не широко распахнутые ворота, то хотя бы лазейку в тихоокеанское начало Северо-Западного прохода, того самого, что приведет к зеленоватым просторам Атлантики.

Где-то здесь… День за днем — медлительное плавание. Шурх-шурх камлайки — расхаживают вахтенные. Штурманские ученики с секстантами в руках караулят солнечный луч.