Юрий Давыдов - Волонтер свободы (сборник)

— Согласен, — поддержал доктора Шамиссо. — Но… только отчасти. Перевернуть Европу, а Наполеон ее перевернул, дано лишь гению…

Юный Хорис нетерпеливо покусывал губу. Ему страсть хотелось высказаться, но он робел. А высказать ему хотелось безусловное и восторженное восхищение Наполеоном. И если его спросят о нашествии на Россию, то он ответит, что Россия, спору нет, сокрушила Наполеона, на то она и Россия, а все же Наполеон великий человек и великий полководец. Однако, увы, Логгина никто ни о чем не спрашивает, он покусывает губу и ерзает на стуле.

А все говорят наперебой — о зиме двенадцатого года, об июньской, погибельной для Наполеона битве при Ватерлоо, о вторичном взятии Парижа. Спорят, шумят.

И, разумеется, как во всяком споре о делах минувших, это непременное "вот если бы".

Вот если бы герцог Веллингтон…

— Вот если бы условия Тильзита…

И, наконец, меланхолическое резюме капитана:

— Нет, господа, не нам, а потомкам нашим судить того, кто столь властно вмешивался в судьбы народов. Не мы, а потомки.

— Что верно, то верно, — обрадовался Шишмарев; ему уже прискучили рассуждения о величии и падении человека. — Не мы, не мы, — повторил он, разливая вино. — А коли не мы, то надобно выпить да песни спеть.

— Ах, душа кронштадтская, — ласково сощурился Коцебу. — Выпить да спеть. А как ты будешь петь, если все мы по-разному поем? А? Как? Вот, скажем, господину Шамиссо, ему лютню надо, он же менестрель. Или вот вам, высокочтимый доктор, вам что прикажете?

— Пастушью свирель, — засмеялся Эшшольц.

Шишмарев махнул рукой:

— Не то, не то. Вот выпьем да и к матросам. Тут, господа, есть один: Прижимов — запевала на диво. А когда все за ним… У, чудо! И ложечники будут! Говорю — чудо, Логгин Андреич, ты чего нос повесил? Ну-с, прошу!

Опять пошли тосты. Разговор переменился.

В сочельник не только о прошлом толкуют, но и о будущем.

А будущее "Рюрика" крылось за печально-знаменитым мысом Горн, где гибнут корабли, где альбатросы с быстротой роковой вести несутся над пеною волн.

Будущее крылось в Тихом океане, бесконечном, как жизнь, в том море, которое тогдашние географы и навигаторы часто называли "Южным".

"Двукратное через все Южное море переплытие корабля в разных совсем направлениях бесспорно послужит к немалому распространению наших познаний о сем великом Океане, равно как о жителях островов, в величайшем множестве здесь рассеянных".

Мыс Горн обогнули счастливо, хотя не обошлось без сильной передряги, едва не сгубившей Коцебу, — его смыло за борт огромным клокочущим валом, в последнюю секунду он поспел судорожно уцепиться за канат.

Мыс Горн обогнули, бриг вошел в Южное море.

По правому борту проступал из зыбкой сини скалистый чилийский берег. В разрывах туч теплились крупные звезды.

Плавание от Кронштадта до чилийского порта Консепсьон — там до "Рюрика" не видывали ни одного русского судна — Коцебу называл "только введением". После Консепсьона "началась важнейшая часть путешествия". Началась отличной погодой, добрым ветром. О грозных силах природы вещали лишь отдаленный гул землетрясения да трепет блеклых зарниц.

Сменялись вахты.

Натуралисты измеряли температуру воздуха и воды на разных глубинах, записывали показания барометров. И первыми изо всех натуралистов, способом, весьма нехитрым — тарелка, погружаемая на тросе в море, — определяли прозрачность воды.

Бриг шел к острову Пасхи.

Островитяне Пасхи были людьми простодушными, кроткими. Они охотно завязывали меновой торг с пришельцами из-за океана. Однако уже не первый год чужеземцы вселяли в них страх и отвращение.

За десять лет до того, как "Рюрик" устремился к берегам Пасхи, туда же устремился и некий американский шкипер. Замыслы у него были не из тех, что укладываются в десять заповедей. Для добычи морских котиков шкипер надумал основать колонию на необитаемом острове Мао-а-Фуэро. Ему нужны были добытчики, вот такие сильные, ловкие и рослые, как жители Пасхи.

Его посудина носила ласковое имя "Нанси". Шкипер приткнул ее в удобной бухточке. Подпоив изрядно матросню, таких же головорезов, как и он сам, американец приступил к ловле туземцев. Те сопротивлялись с мужеством отчаяния, но бостонские ружья били безотказно. Шкипер изловил столько туземцев, сколько ему было нужно, затолкал в трюм и заковал в кандалы. "Нанси" поставила паруса, и команда, горланя "Девочка моя, жди меня", отправилась на Мао-а-Фуэро.