— Послушай, старина… — начал было снова Шиш-марев.
Но тут показался пассажбот.
— Эй, — обрадованно гаркнул Шишмарев, — там, на баркасе, навались!
Однако никто из гребцов и не подумал "навалиться". Медлительно и грузно баркас подходил к пристани. Наконец он притиснулся, как загнгчный бык, к осклизлым сваям.
Пассажиры, ошалевшие от солнечного блеска и мерных ударов весел, сползли на берег: чиновники, дамы, торговцы, несколько флотских.
— Жда-а-али, — протянул Шишмарев, — а все без толку.
Коцебу почесал за ухом и, вздохнув, покосился на приезжих, замешкавшихся у пристани. Оба были молоды, и, судя по одежде, кошельки не слишком-то отягощали их карманы. Один, постарше, в очках, неловко поклонился офицерам, спросил, не встречают ли они графа Николая Петровича и капитана первого ранга Крузенштерна?
— Угадали, сударь. Позвольте, с кем имею честь?
— Доктор Эшшольц. А это вот господин Хорис, живописец.
— Отлично, господа, — улыбнулся Коцебу. — Мы рады вам. Иван Федорович предварил ваш приезд запиской. Прошу, знакомьтесь: лейтенант Шишмарев… Так, так… А что же граф?
— Велено передать, Отто Евстафьевич, — отвечал Эшшольц, — они с Иваном Федоровичем прибудут завтра.
— Только и забот, караулить, — заворчал Шишмарев с той нестрашной свирепостью, какая иной раз накатывает на людей добродушных. И как бы оправдываясь, прибавил: — Жара, черт ее раздери. И хлопот полон рот… Однако чего ж мы? А? Грянем-ка, братцы, в трактир да и познакомимся короче.
Между офицерами произошел краткий диспут на тему: в какое заведение держать курс? Коцебу утверждал: "В питейный дом на горке". Шишмарев доказывал: "К Томасу, непременно к Томасу! Харч везде дрянь, зато — Дженни!"
Десять минут спустя будущие путешественники сидели в трактире Томаса. Шишмарев командовал с видом завсегдатая и гастронома.
— О да, сэр. Слушаю, сэр, — кивал хозяин, краснолицый толстяк с рыжими бакенбардами.
Медик и живописец с некоторым испугом прислушивались к распоряжениям круглолицего лейтенанта, но Коцебу улыбнулся им так дружески и открыто, что они несколько успокоились, а после первой рюмки бросили чиниться и разговорились.
Эшшольц оказался земляком командиру брига; медик тоже родился в Эстляндии, правда, не в Ревеле, а в Дерпте и учился в тамошнем университете. А вот Логгин Хорис, тот уроженец Екатеринослава. Бывал он в ботанической экспедиции на Кавказе, потом поступил в петербургскую Академию художеств, но Логгину, видит бог, не по душе томиться в классах и рисовать торсы греческих богинь.
Подали портер. Все умолкли. Как было не онеметь? Ведь пиво принесла Дженни, красавица Дженни, дочь трактирщика Томаса. Бело-розовая, играя бровями, поставила тяжелые кружки и поплыла прочь, вскинув головку, юбками шурша.
Шишмарев восхищенно прищелкнул пальцами. Коцебу насмешливо кивнул на приятеля:
— Видали? Дамский угодник.
— Ты же сам, — Шишмарев расплылся, и нос его сделался, как пуговица, — ты же сам твердишь, нравы тем мягче, чем большим уважением пользуется прекрасный пол. Вот я и уважаю. — Он рассмеялся раскатисто, громко.
— Ну хорошо, хорошо, — притворно нахмурился капитан и обратился к новым знакомым: — Не верьте ему. Это он на словах храбрый, а по правде — первый в Балтийском рохля!
— Ах так, — вскричал Шишмарев. — Дело! А ну-ка, брат, вспомни…
Доктора Эшшольца смущал оборот разговора. Доктор Эшшольц был большой скромник, и он поспешил перевести беседу в иную колею. Он спросил, точно ли, как говорили в Петербурге, точно ли отплытие "Рюрика" назначено на завтра?
— Завтра, господа, — ответил Коцебу с мечтательной улыбкой. — Завтра…
Потом он сказал, что и доктору и живописцу приготовлены места в каюте, покойные и удобные, и что они с лейтенантом Шишмаревым надеются потрафить молодым людям.
— Вот только не знаю, господа, — продолжал капитан, — как вы качку-то переносите. Я видывал несчастных, совершенно не созданных для моря.
Эшшольц признался:
— Честно говоря, ни Логгин Андреевич, ни я на море не бывали.
Хорис покраснел, стал уверять лейтенантов, что на кавказских кручах не менее опасно и что ко всему можно привыкнуть, было бы, дескать, желание и терпение.
— Верно! — Шишмарев простецки хлопнул Логгина по плечу. — Верно! У нас как? У нас так: жизнь — копейка, голова — ничего! Шире ставь ноги, держись за палубу, ворон не считай. Привыкнешь!
На следующий день граф Румянцев и капитан первого ранга Крузенштерн поднялись на палубу брига "Рюрик". Вместе с ними приехал и адмирал Коробка, большой дока по части практического мореходства.
Читать дальше