Михаил Бродский - Сабанеев мост

– Стоимость проектирования для нас не существенна, это соразмерно нашей суточной экспортной выручке, – заявил Темкин, – а наши автомобили никуда не годятся, поэтому доверить вам выполнение проекта мы не желаем.

Нежелание слушать специалистов – известная черта многих начальников, особенно если мнение специалиста противоречит их собственному. Звезда героя сделала Темкина квасным патриотом, но своеобразным. Позднее в поездках по Германии он доказывал мне и другим коллегам, что уровень и качество жизни немцев не выше нашего и мороженое у нас дешевле и вкуснее. А вот для правильной оценки отечественных инженерных мозгов патриотизма не хватало.

Убедившись в его непробиваемом упрямстве, я написал соответствующее письмо председателю объединения «Машиноэкспорт», которое как государственный посредник должно было бы защищать интересы государства, для чего и существовала еще монополия внешней торговли. Однако к концу перестройки о государственных интересах уже мало кто думал; ответ Машиноэкспорта был краток и прост: нам заказали – мы выполняем; деньги зарабатываются комбинатом, ему виднее, как ими распорядиться.

Как обычно, мои наивные попытки повысить эффективность затрат разбивались о монолит системы, где участники проекта были заинтересованы не в его доходности, а в сопутствующих ему личных выгодах, не связанных с сутью проекта. Для специалистов это заграничные командировки, престиж, служебный рост, для внешнеторговой организации – комиссионные от сделки и так далее.

Сломать эту систему было не в моих силах. Я сделал, что мог, официально заявил о необходимости ввести проект в нормальную колею, и теперь мне оставалось только добросовестно выполнить свои обязанности в качестве руководителя с советской стороны заказанного металлургами проекта.

Письма, которые я написал, я не мог не написать, будучи честным человеком, но с некоторой долей цинизма следовало признать, что организация проектирования в Германии имеет свои преимущества и для меня лично, потому что влечет за собой частые поездки за рубеж. Каждая такая поездка – это новые впечатления, новые знания, а также финансовый интерес. В конце восьмидесятых, когда и в Москве магазины любой специализации опустели, и ползучая инфляция набирала обороты, приток валюты, остающийся даже от скудных командировочных, был существенным для семейного бюджета. Советскому специалисту, командированному в Германию, в сутки платили пятьдесят одну марку; на эти деньги можно было пообедать без излишеств в ресторане средней руки. Поскольку завтрак входил в стоимость гостиницы, на что наша бухгалтерия научилась закрывать глаза, а обедали мы на принимающих фирмах, за свой счет надо было только поужинать, и то не всегда. Поэтому наиболее экономные и опытные брали с собой в поездку продукты: чай, сахар, сыр, колбасу и, конечно, водку.

Немецкие таможенники проверяли только наличие товаров, облагаемых пошлиной, однако, когда мы большой группой в первый раз прилетели в Кельн, таможенник, заглянув в портфель Темкина, вынул из него запаянную консервную банку, гладкая поверхность которой отливала металлическим блеском. Информации о содержимом она не несла и выглядела подозрительно.

Таможенник подбросил ее на ладони, словно оценивая вес; в банке что-то булькнуло.

– Was ist das? Что это такое? – удивленно спросил таможенник.

Твердокаменный патриот Темкин смутился.

Наступила пауза.

– Это мясные консервы, – сказал я по-английски.

Брови таможенника поползли вверх. Его добродушное крестьянское лицо выражало недоумение.

«Странные люди, эти русские, – можно было прочитать в его детски голубых глазах. – Неужели он думает, что у нас нечего есть».

– Gut , – сказал он и бросил банку обратно в портфель.

Банку эту в числе прочих деликатесов мы уничтожили одним прекрасным вечером в шикарном номере пятизвездной гамбургской гостиницы «Интерконтиненталь». Хлеб для ужина мне пришлось добывать внизу в ресторане, что вызвало у персонала удивление и легкий переполох. На фасаде гостиницы среди разнообразных флагов стран, граждане которых в это время здесь проживали, появился и флаг СССР, это был 1990 год, и как-то вечером в холле я услышал от проходящих мимо англоязычных людей в смокингах удивленную фразу: «И русские уже здесь».

Удивление было понятно: гостиницы этой сети очень дорогие, в их конференц-залах нередко проходят межправительственные переговоры, и советским специалистам они, конечно, были не по карману. Но фрау Дитрих, организующая наши контакты с немецкими фирмами, не жалела затрат и взяла часть расходов на себя. Она жила в богатом районе Гамбурга в собственной половине четырехэтажного дома на две семьи, разделенного по вертикали. Верхние два этажа были личными апартаментами, а первый этаж и цоколь служили офисом, где нам приходилось часто бывать.