Дмитрий Гусаров - Гусаров Д. Я. Избранные сочинения. (Цена человеку. Вызов. Вся полнота ответственности)

Этот эпизод приглушил остроту междупартийной борьбы на съезде, дал возможность без споров и разногласий избрать состав президиума, утвердить регламент и повестку дня. Предстояло заслушать доклады от уездов и отчеты всех губернских комиссаров, обсудить текущий момент, продовольственный, военный и финансовый вопросы, избрать делегатов на V Всероссийский съезд Советов и произвести перевыборы состава губисполкома. Регламент усложнялся тем, что каждый доклад (а их было полтора десятка) дополнялся двумя содокладами от фракций. Таким образом, четверть присутствующих на съезде были официальными ораторами, и времени на широкие дебаты почти не оставалось. Впрочем, никто, кроме меньшевиков, на них и не настаивал. Крестьяне, озабоченные приближающейся сенокосной порой, дружно просили ограничить время для выступлений в прениях десятью минутами,

До поздней ночи слушали доклады с мест. Один за другим поднимались на трибуны представители уездов, коротко рассказывали о первых шагах Советской власти в деревнях и все дружно требовали хлеба. Продовольственный кризис был настолько тяжким, что уездные ораторы отодвигали в сторону листки с тезисами и били в одну точку — хлеба, хлеба, хлеба. Шло вынужденное и печальное состязание в крестьянском красноречии. Только бы ни в чем не уступить соседу, только бы еще сильнее разжалобить слушателей своими горестями и бедами. Стоило олонецкому представителю Чубриеву, выступавшему первым, заявить, что «грамота у него невелика, что свою грамоту он купил у деревенского попа за мешок картошки», как повенецкий докладчик Фролов не упустил случая посоперничать с ним даже в этом:

— У олонецких мужиков была хоть картошка для попа. А у нас, у повенецких, попы–то были, а картошки на грамоту отродясь не хватало. Вот и судите–ка сами о нашей теперешней бедности… Как выйти из нее, мы не знаем. Как все исправить, чтоб поддержать и Советскую власть, и свой желудок? И когда он будет полон, мы прекрасно заработаем и пойдем, куда угодно. Только одни трусы боятся смерти, но смерть хороша, когда я знаю, за что иду… Иду твердо и спокойно… Вот, товарищи, какое печальное положение в нашем уезде.

Жалоб на беды и недостатки было так много, что к вечеру с ними заметно пообвыклись, ораторов провожали сдержанными вежливыми хлопками, и усталые делегаты ждали конца заседания.

И все же, когда каргопольский представитель Белобородов с болью и слезами на глазах стал говорить о стихийном бедствии, обрушившемся на уезд, ровный шелестящий шумок в зале постепенно смолк. Сколь ни тяжело было нынешнее положение в других уездах, но оно все–таки воспринималось как временное. Вот через месяц–другой созреет новый урожай и станет полегче — этой надеждой жили все. А тут — дело иное. Кому, коль не мужику, сидящему в зале, понимать истинные размеры несчастья, свалившегося на каргополов. Тут нельзя не посочувствовать. Да к тому же, по нынешним временам, одним сочувствием, пожалуй, не обойдешься. Не пришлось бы своим малым хлебушком с каргополами делиться? Было с чего притихнуть и вновь с выжиданием и опаской тянуть головы в сторону президиума.

Белобородову не аплодировали. В напряженной тишине вышел он из–за трибуны и направился в зал. Зашушукались левые эсеры, сидевшие вокруг своего петроградского представителя Самохвалова. Не торопился предоставлять слово следующему оратору и Балашов. Все чего–то ждали.

Анохин понял, что левые эсеры, окружившие Самохвалова, готовятся внести какое–то предложение, и решил опередить их. Он попросил слова для внеочередного заявления и, выйдя к трибуне, сказал:

— Ввиду чрезвычайности фактов, сообщенных товарищем Белобородовым, от имени губисполкома вношу предложение, чтобы съезд не оставил их без внимания и, как высшая власть в губернии, принял специальное постановление: объявить особенно пострадавшие от града Лепшинскую и Калитинскую волости Каргопольского уезда местами стихийного бедствия, выслать туда комиссию для определения истинных размеров потерь, и, как только в губернию поступит хлеб, заготовленный нашими продотрядами, выделить комитетам бедноты этих волостей дополнительную хлебную помощь.

— Опять продотряды и комбеды! — взревели голоса из задних рядов, где сидели меньшевики и эсеры. — Это же провокация!

— Прощу прекратить выкрики! — энергично затряс колокольчиком Балашов. — Считаю внесенное предложение вполне своевременным и приемлемым! — Уловив одобрительный кивок Самохвалова, он продолжал: — Ставлю его на голосование по пунктам.