Так было на уездных съездах — в Повенце, Пудоже, Вытегре, Олонце. Теперь предстоит второй круг борьбы — самый важный. Если левые эсеры получат в губисполкоме большинство, то рано или поздно англо–французским интервентам будет открыта дорога на Питер. Выхода из трудностей они станут искать за счет помощи от богатых союзников.
— Как думаешь, Василий Тимофеевич? — спросил Анохин. — Найдем мы поддержку у мужиков на губернском съезде?
Гурьев подумал, покачал головой:
— Боюсь, нелегко будет. А сам ты как считаешь, Петр Федорович?
— Я вот все думаю, думаю. Ведь за нами же, черт побери, правда! Большинство делегатов на съезде будут составлять крестьяне. Кое–кто из членов губисполкома советовал провести съезд как можно раньше, в самый разгар полевых работ, чтобы поменьше мужиков присутствовало. С тактикой эсеров, говорят, нужно бороться их методами.
— Нет, Петр Федорович. Вы правильно поступили. В конце концов мы не в политику играем, а революцию делаем. И делать ее надо в честной борьбе. Поверь мне, я мужиков неплохо знаю, сам в деревне вырос, в деревенской школе учительствовал. Рано или поздно они поймут, за кем правда.
— Поздно не годится, — усмехнулся Анохин. — Если поздно, то эсеры все наши завоевания на тормозах спустят и революцию на сторону продадут.
— А поспешишь — тоже людей насмешишь! Мужик нетороплив, ему время нужно, чтоб понять, разобраться, что к чему.
— А где его взять, время–то? В том–то и дело, что ждать некогда, да и нельзя! Революция — это как крутой поворот: промедлишь, упустишь момент — из колеи выбросит!
Две недели подряд олонецкие «Известия» ежедневно оповещали на первых полосах, что 25 июня 1918 года в Петрозаводске откроется IV Чрезвычайный губернский съезд Советов.
Как всегда, перед бурей наступило затишье. Предчувствуя свою победу на съезде, левые эсеры вели себя покладисто, на заседаниях губисполкома не вносили встречных резолюций и заботились лишь о том, чтобы все представители от уездов прибыли в Петрозаводск к сроку. Их лидеры Балашов, Садиков, Алмазов, Панин и Рыбак поочередно дежурили в комнате, где сотрудники отдела управления губисполкома производили регистрацию и проверку полномочий делегатов. Тут же оформлялась запись по фракциям. На заборах и афишных тумбах блекли под июньским солнцем совместные прокламации большевиков и левых эсеров, в которых крупными буквами было напечатано:
«Обе партии, высоко держа красное знамя социализма, уже более полугода совместными усилиями защищают интересы деревенской и городской бедноты, ведя в то же время ожесточенную борьбу с империализмом».
Казалось бы, все идет как надо: коалиция между партиями продолжает в губернии жить и действовать. Накануне открытия съезда стал ясен его фракционный состав: большевики 62 делегата, левые эсеры 47, а остальные 80 человек были беспартийными.
24 июня революционный Петроград торжественно и многолюдно проводил в последний путь Володарского, павшего жертвой правоэсеровского террора.
В этот же день в Петрозаводске состоялись предсъездовские партийные собрания большевиков и левых эсеров. Они проходили одновременно. Из раскрытых окон зала губисполкома, где собрались большевики, и из дома Кипрушкина на Екатерининской улице, где помещался штаб левоэсеровской организации, в один и тот же час неслись над городом торжественно–траурные звуки «Варшавянки», исполняемой как память павшему революционеру и как гневный протест против происков контрреволюционеров.
Да, все внешне пока шло так, как и должна идти у двух истинно революционных партий, решивших рука об руку довести до конца дело освобождения трудящихся от ига эксплуатации. По крайней мере, так могло казаться неискушенному в политике человеку.
Поздно вечером Анохин решил посетить общежитие для приезжих делегатов. Оно было оборудовано в здании бывшего епархиального училища на Зареке. Просторные светлые комнаты. У каждого металлическая кровать, белые простыни, шкафчики для еды. Молодец Данилов, постарался на совесть!
Жили здесь в основном делегаты–крестьяне.
Когда пришел Анохин, большинство уже отдыхало. Спали не раздеваясь, прямо на одеялах, упрятав в головы котомки и закрыв из предосторожности окна. Клубы плотного махорочного дыма медленно плавали в оранжевых столбах предзакатного солнца. Видно, совсем недавно были здесь и споры, и разговоры, которые так хотелось бы послушать Анохину, но теперь усталые с дороги крестьяне лишь сладко похрапывали на непривычно мягких койках.
Читать дальше