Дмитрий Гусаров - Гусаров Д. Я. Избранные сочинения. (Цена человеку. Вызов. Вся полнота ответственности)

— Помни, что я тебе говорил! — еще раз предупредил его Сидоров.

В тот день Виктор опоздал на десять минут на работу. В ответ на укоряюще–молчаливый взгляд мастера смутился и впервые соврал:

— Проспал, батя, прости!

Мотоцикл с визгом затормозил у конторы лесопункта.

На счастье, Орлиев сидел в кабинете один. С нескрываемым раздражением он кинул на Виктора быстрый взгляд, но ни слова не сказал. Он читал какой–то слепо отпечатанный на машинке документ. Чуть в сторонке лежала сводка работы за день, тщательно разграфленная синим карандашом и заканчивающаяся размашистой подписью плановика.

— Вы знаете, кого я сегодня встретил? — едва отдышавшись, горячо заговорил Виктор. — Тихон Захарович, прошу вас! Оторвитесь на минутку! Очень серьезное дело. Я виделся с Павлом Кочетыговым. Он жив! Жив, понимаете?

Еще в пути Виктор пытался представить себе, какое впечатление произведет на Орлиева его известие. Сначала тот не поверит, потом оно ошеломит, обрадует его, заставит немедленно предпринимать что–то. Они сразу же примутся за письмо, и Чадов, если еще не уехал, поможет им. Потом они соберут подписи от всех партизан, которые знали Павла…

Но вышло все не так.

Орлиев действительно удивился. В первый момент на его лице вместе с удивлением даже проглянул слабый отблеск радости. Но чем дальше он слушал Виктора, тем заметнее мрачнел, сутулился, смотрел сощуренными глазами в сторону окна. Его твердые неподатливые пальцы уже барабанили по столу.

— Мальчишки! Сопляки! Доигрались со своими штучками! — глухо проронил он. — Вон к чему приводит ваше умничанье! Ты тоже виноват…

— Тихон Захарович! Я уже слышал все это! Сейчас незачем об этом говорить… Надо помочь Павлу!

— Чего ты от меня хочешь?

— Надо написать в Москву, объяснить все. Это же ошибка, ее надо как можно скорее исправить!

— Ты что, считаешь, что его без причины на десять лет посадили? — вдруг спросил Орлиев, поглядев прямо в глаза Виктору, растерявшемуся от такого вопроса.

— А вы разве… считаете иначе?

Орлиев помолчал. Он, видимо, хотел как–то уйти от прямого ответа, но это было не в его натуре. Тяжело повернувшись в кресле, он поднялся и сказал:

— Десять лет за пустяки не дадут… И занимались его делом, наверное, люди не глупее нас с тобой.

Виктор тоже встал. Он едва уже сдерживался.

— Значит, вы отказываетесь?

— Что — отказываюсь?

— Писать в Москву.

— Да, отказываюсь… И тебе не советую тратить время впустую. У тебя есть дела поважней. Заварил кашу с переходом в семидесятый, а сам занимаешься черт знает чем!

— Хорошо, мы это сделаем без вас! — Виктор пошел к выходу, у двери остановился. Он чувствовал, что просто уйти не может. Лучше сразу высказать все до конца.

— Знаете что?! — Виктор старался говорить спокойно, но негодование, обида все–таки проступали в дрожании его голоса: — Мне много говорили о вас… Я не верил… Вы знаете, кем вы были для меня?! Я никогда не думал, что вы можете так поступить. Неужели вы не верите Павлу? Ведь вы его знаете с детства… Ведь это же… подло, поймите!

— Что?! — Орлиев резко оттолкнул ногой загремевший стул и, подавшись вперед, навис над столом. — И ты, молокосос, учить меня будешь?!

— Нет, не буду… Я просто никогда уже не смогу верить вам. Никогда!

Хлопнув дверью, Виктор вышел в приемную, пробежал мимо удивленных шумом людей и выскочил на улицу.

«Вот так… Теперь все ясно… Рано или поздно это, видно, должно было случиться», — думал он, торопливо шагая к деревне.

На половине пути вспомнил об оставленном у конторы мотоцикле.

«Ладно, потом вернусь… А я еще не верил Чадову. Какой я был дурак! Теперь все ясно!»

Дома никого не оказалось. Входная дверь была снаружи заперта на привязанную к скобе палочку–заложку, и Виктор побежал обратно к поселку.

Кто–то из встречных сказал, что видел «петрозаводского корреспондента» у столовой, что тот собирается уезжать, так как был с чемоданом.

— Автобус не ушел еще?

— Стоит, стоит, должно, пойдет скоро.

Виктор нашел Чадова в столовой. Сидя за одним столиком с шофером автобуса, Юрка попивал настоянный до черноты чаек и вел разговор о дороге, о погоде, о городских новостях.

— Можно тебя? — тронул его за плечо Виктор.

— A–а, вернулся, — обрадовался тот. — Я уж думал, и не увидимся. Хочешь чаю? Садись…

— Ты уезжаешь?

— Да, брат, пора… «Шеф», наверное, и так икру мечет.