Луиза Кент - Они шли с Васко да Гама

— Ну, ветер… нет, звезды. Или, может быть, крепкая мачта. Но паруса тоже должны быть в порядке. И корабль не должен давать течи.

— Верно. И неверно! Важнее всего — капитан. Когда во главе всего стоит отважный человек, корабль может протекать, ветер может реветь, звезды скрываться за тучей, паруса изорваться в клочья, но корабль все-таки благополучно вернется домой. Вот в чем принц Энрике был мудрее всех. Он знал людей, так что те, кого он посылал вдоль африканского берега, вернулись благополучно, разузнав все об этом береге и о том, как торговать с черными людьми, населяющими его.

— А когда принц умер, то экспедиции прекратились? — спросил Шон.

— Нет. Король Жоан II продолжил дело. Это он послал Бартоломео Диаса, человека, обогнувшего южную оконечность Африки. Она называлась ранее Мысом Бурь, а теперь зовется Мысом Доброй Надежды, ибо открыла путь в Индию. Это король Жоан, а я был при нем Королевским Астрономом, как ты, может быть, слыхал от меня, — он начал строить корабли, достаточно прочные, чтобы завершить путешествие в Индию. Но этот тонконогий королёк слушает своих советников, когда они говорят ему: «Вы потеряете деньги на этом». Он скуп, этот король, потому и слушает их. Потом кто-то сказал: «Колумб уже был там. Если вы отправитесь туда, вам придется воевать с испанцами». Он боится Испании, так что верит и этому. Хотя я говорил ему, что если Колумб действительно побывал в Индии, то я готов съесть все, что он видел, красных дикарей, попугаев и прочее.

Закуто остановился, чтобы передохнуть, потом продолжал.

— А потом какой-то умный монах подал Маноэлю мысль. «Женитесь на испанской принцессе, и тогда получите испанский трон и индийские земли, не истратив ни крузадо». Маноэлю это понравилось. Что ты думаешь об этом, Шон?

— Ну, я еще не видывал, чтобы мышь съедала кошку, — сказал Шон.

— Я и говорил, что ты не дурак! — воскликнул Закуто, вскочив и хлопнув Шона по спине. — Португалия не будет править Испанией. Это Испания съест Португалию. А нас, бедных евреев, с которыми здесь обращаются хорошо, опять будут мучить и сжигать. Корабли, начатые при Жоане II, должны быть закончены. Они должны найти путь в Индию. Пряности пойдут в Лиссабон, а не в Венецию. Страна будет богатой. Маноэля назовут счастливым. А мы с тобой, Шон, должны сделать королю предсказание, которое породило бы отвагу в его низком сердце и здравый смысл в глупой голове.

Закуто снова забегал по комнате, и балахон вздувался вокруг него, как парус под ветром.

— Близнецы! — запыхтел он опять. — Все зависит от этого!

— Вы все время говорите об этом, — зевнул Шон, — но я не понимаю, что вы хотите сказать.

— Воображение. Вот в чем звезды помогают нам. В небе стоит знак братьев-близнецов, Кастора и Полидевка [3] Кастор и Полидевк (Диоскуры) — древнегреческие мифологические братья-близнецы, участники похода аргонавтов; чтимы были как покровители моряков. . Маноэль должен выбрать двух братьев, чтобы вести свои корабли. Если он возложит это на кого-нибудь из своих придворных, мы можем сразу же проститься с Индией.

— И вы знаете братьев, которые могли бы сделать это?

— Знаю. Те самые, которых выбрал бы сам король Жоан II.

— Так скажите их имена королю!

— Ну, — простонал Закуто в отчаянии, — вот ты и опять стал дураком. Он должен думать, что выбрал их сам. С помощью звезд, конечно.

— Учитель, я могу узнать их имена? — спросил Шон.

Закуто наклонился к нему и понизил голос, словно боясь быть подслушанным в этой уединенной комнате.

— Васко да Гама и его брат Пауло, — прошептал он, затем прибавил громко. — Не гляди на меня, разинув рот, как… как король. Разве ты не слышал меня?

— Слышал… — ответил Шон.

Деннис О’Коннор, брат Шона, был секретарем у Пауло да Гама. Шон тоже жил в доме Пауло, вплоть до той жаркой августовской ночи, когда они проезжали через Сетубал.

Деннис целыми днями переписывал для сеньора Пауло истории путешествий и приключений, так как его господин любил книги, и любил также звуки арфы, на которой Деннис играл великолепно. Не было ничего, — так думал Шон, — чего Деннис не умел бы делать. Он умел писать и говорить на шести языках. Он умел чертить и рисовать золотом и красками. Рукописи, которые он писал, были всегда разукрашены узорами из виноградных лоз, птиц, цветов, словно осыпаны драгоценными камнями.