Луиза Кент - Они шли с Васко да Гама

— Умеешь ли ты играть на арфе? — спросил он, когда Шон слизывал последнюю восхитительную липкость со своих пальцев.

— Если бы она у меня была.

— Так возьми вот эту, — сказал брат Педро, вытаскивая что-то из-за двери.

Кожаный чехол был потерт и изношен, струны ослабли, позолота запылилась и потускнела, но это была настоящая ирландская арфа.

— Она принадлежала одному из братьев, — сказал Педро, — но он оставил ее, уходя в мир иной.

— Ей нужно только подтянуть струны, — сказал Шон. Он прижался к арфе подбородком, полусмеясь, полунапевая. — Я сейчас заставлю тебя говорить, моя красавица, — прошептал он. — Что ты можешь сказать о себе, моя прелесть?

Он пробежал по струнам своими тонкими, длинными пальцами, вслушиваясь, подтягивая одну струну, ослабляя другую.

— Говори хорошо для доброго брата. Нежнее… нежнее. Вот так лучше…

Она была настроена, и звуки побежали из-под пальцев, как водяные струйки по гладким камешкам. Шон заиграл песенку, под которую дети любят плясать на прибрежном песке. Брат Педро начал притоптывать ногой, а потом завертелся волчком, а белая ряса раздувалась вокруг него, как колокол.

— Ты, наверное, знаешь вот эту песню, — сказал Шон и запел:

Брат Педро начал подпевать своим громким голосом:

— Что это, в кухне бык? Что за рев? — раздался голос от двери. Брат Педро остановился и покраснел. На пороге стояли Пауло да Гама и настоятель монастыря. Настоятель смеялся.

— Я всегда говорил, что одного ирландца довольно для любого монастыря, — сказал он. — Когда их двое, они или дерутся, или ревут свои песни. Кстати, эту церковь строил тоже ирландец. Хьюге его звали, и он часто играл на арфе.

— Нам нужно идти, Шон, — мягко произнес Пауло да Гама, — хотя и жаль мешать музыке.

Брат Педро непременно захотел, чтобы Шон взял арфу с собою.

— Она только пылится здесь, в кухне, — сказал он. И ему приятно было бы думать, что ее голос звучит в тех далеких странах, куда Шон пойдет.

Шон возразил, что едва ли пойдет дальше Лиссабона, но сеньор Пауло сказал, что его брат найдет ему место на одном из своих кораблей, и что арфа действительно будет звучать в далеких странах.

Шон едва ли сознавал, как вернулся в таверну. Он был так возбужден мыслью о возможном путешествии в Индию, что забыл о Нуньо Кальвесе. Он глядел на карту Африки, начерченную принцем Энрике, и словно наяву видел эту страну и ее удивительный народ. Сеньор Пауло плавал вдоль ее берегов. Своим медленным, мягким голосом он рассказал Шону о ней, — о жарких джунглях, о странных деревьях, об обезьянах с шерстью такой же рыжей и лохматой, как волосы у Шона. Долгий путь, румяный цыпленок, приготовленный по вкусу принца Энрике, со сливками и паприкой, теплая комната и голос сеньора Пауло, нагнали на Шона сон. Он лег на скамью под картой. Голос Пауло да Гама звучал все мягче и мягче:

— Не нужно больше ползти вдоль этого жаркого берега по дюйму в день. Если я знаю Васко, то он смело поплывет через Южную Атлантику прямо к Мысу. И он благополучно дойдет до Индии, путями, по которым не ходил еще никто…

Возвращаясь в Лиссабон на следующее утро, Шон увидел старую козу под оливковыми деревьями, и сказал вдруг, указав на нее пальцем:

— Нуньо Кальвес!

— Да, очень похоже, — согласился сеньор Пауло. — Но зачем портить хорошее утро его именем?

— Я видел судью на дороге вчера. Я так устал ночью, что уснул, не сказав вам. Жоан Коэльо сказал… — Шон замялся, а Пауло да Гама усмехнулся.

— Молодой Коэльо?.. Что же он сказал?

— Не стоит встречаться с Нуньо Кальвесом, потому что после новой стычки король не простит вас. Он говорил, что мне нужно постеречь, чтобы вы спрятались, когда я увижу, что судья близко.

— Ладно, я прятался немало месяцев, — сказал добродушно сеньор Пауло. — Еще немножко не повредит мне. Сейчас не время размахивать мечом, я даже сожалею, что извлек его тогда. Сказать тебе правду, Шон, это было неразумно. Как только я получу прошение от короля, то пойду к сеньору Кальвесу смиренно, как монах, и помирюсь со старым негодяем!

Они достигли сосновой рощи на перекрестке, где договорились ждать Жоана. Дорога, по которой дол* жны были приехать Коэльо, поднималась на холм, извиваясь среди сосен. В долине внизу журчал ручеек. Они свели к нему коней и напоили их. Полуденное солнце жгло. Приятно было лежать в тени сосен, отдыхать и слушать песенку ручья.