Грегор Самаров - На пороге трона

— Нет, — воскликнул Апраксин, — нет, я не хочу ждать ни минуты!.. Уж слишком долго угнетает меня эта неизвестность. Из ваших мер предосторожности я вижу, что мы находимся в самом центре важного события, и в силу этого полагаю, что тут каждая минута замедления может оказаться роковой; было бы преступлением думать теперь о неудобствах ночной поездки, как бы она ни была неприятна, — прибавил он с тихим, полуподавленным вздохом, оглядывая свою массивную фигуру, размеры которой, казалось, ещё возросли со времени отъезда Пассека из армии.

После этого фельдмаршал прошёл в переднюю и приказал тотчас же оседлать своего могучего любимца коня, а также привести другую лошадь для майора.

— Смею я сделать ещё одно замечание вашему высокопревосходительству? — просил Пассек, когда фельдмаршал вернулся в комнату, в то время как на дворе послышался стук копыт выводимых из конюшни лошадей.

— Говорите! — воскликнул Апраксин. — В такую минуту, как настоящая, нельзя никому доверять; разнообразные интересы, находящиеся здесь в борьбе, ищут и находят изменников повсюду.

— Если вы, ваше высокопревосходительство, обладаете какими-нибудь важными и тайными документами, которые могут скомпрометировать вас самих или других лиц, подумайте о том, чтобы уберечь их от посторонних глаз; быть может, — прибавил майор, точно озарённый неожиданной мыслью, глядя на фельдмаршала странно-печальным и сочувственным взором, — вам следовало бы уничтожить их.

Апраксин, видимо, опешил от этих слов.

— Вы правы, правы опять, — произнёс он, — мне прямо стыдно, что я должен обучаться мерам предосторожности у вас, совсем ещё молодого человека. Уничтожить документы? — задумчиво прибавил он. — Нет, нет, это тоже может повлечь затруднения; приказ великого князя, — тихо сказал он про себя, — может послужить мне спасением и оправданием. — После короткого раздумья он подошёл к письменному столу, открыл ящик и вынул из него пакет бумаг с печатями. — Смотрите, — сказал он Пассеку, — вот всё, что могло бы навлечь неприятности на меня или других лиц. Вы правы: нет замка, достаточно надёжного для их защиты; я доверю эти документы лишь самому себе. — Он сунул довольно увесистый пакет во внутренний карман своего мундира и снова застегнул последний, после чего, вздыхая, произнёс: — О, я готов почти пожалеть, как жалел уже часто и раньше, что в мои руки досталось командование армией и что я не остался простым солдатом, каким был до этого... Все эти политические интриги, опутывающие мой мозг, вся эта игра втёмную, все эти секреты и тайны противны мне, чужды моей природе. Надеюсь, вы привезли с собой свет и выяснение всех таинственностей; а великая цель, — прибавил он почти про себя, — достойна того, чтобы ради неё можно было забыть на время свои склонности.

Фельдмаршал со вздохами и кряхтеньем надел свои походные сапоги. Его лицо от натуги налилось кровью, и ему потребовалось минуту передохнуть, перед тем как нацепить саблю. Двое ординарцев поддерживали его, пока он взлезал на свою лошадь при помощи скамейки; Пассек между тем легко вскочил в седло и занял своё место по левую руку фельдмаршала.

Апраксин не взял с собой свиты и поскакал галопом по дороге к Поневежу, причём маленькая лошадка майора с трудом поспевала за могучим конём фельдмаршала. На улицах горели походные костры, поле по обе стороны деревни было переполнено густыми толпами солдат.

У крайнего форпоста фельдмаршал запретил караулу впредь до его возвращения пропускать кого бы то ни было из лагеря по дороге, по которой он теперь ехал; затем он сдержал коня и медленно поехал по не освещённой уже кострами дороге.

Пассек по временам поглядывал на отступавшие в темноте огни, размеряя, казалось, расстояние, отделявшее их от него и фельдмаршала.

Через некоторое время Апраксин сдержал лошадь и произнёс:

— Я думаю, что условия, которых вы требовали для своих сообщений, выполнены: над нами висит небо, нас окружает тёмный горизонт, на котором еле видны огни лагеря.

— Совершенно справедливо, — сказал Пассек, — мы находимся теперь настолько далеко от людских ушей, что, я думаю, даже крик не будет услышан на таком расстоянии, следовательно, здесь я могу выполнить вверенное мне поручение.

— Живей в таком случае, живей! — воскликнул Апраксин. — Так как и знать мне это хочется, да и дело-то важное, да и чертовски мало удовольствия сидеть тут в седле, в темноте и тумане!

— Я не стану испытывать слишком долго ваше нетерпение, — сказал Пассек, — но прежде всего попрошу вас, — продолжал он серьёзным тоном, — не делать ни одного движения, не издать ни звука, когда я сделаю вам моё сообщение; в противном случае я буду вынужден самым неприятным для меня лично способом устранить малейшее препятствие к выполнению своего поручения.