Джеймс Редфилд - Загадки древнего Манускрипта [Девять пророчеств грядущего]

— Как вы можете оставаться такими спокойными? — поразился я. — А если они ворвутся сюда и арестуют нас всех?

Они по-прежнему терпеливо взирали на меня, а потом заговорил падре Санчес:

— Не путайте спокойствие с беспечностью. Мир на наших лицах указывает, насколько мы приобщены к энергии. Мы сохраняем эту связь потому, что это лучшее, что мы можем сделать, вне зависимости от обстоятельств. Это понятно?

— Да, конечно, — проговорил я. — Дело в том, что мне трудно сохранять эту приобщенность самому.

Священники улыбнулись.

— Будет легче, когда выясните, кто вы такой.

Тут падре Санчес встал и, заявив, что идет мыть посуду, удалился.

Я взглянул на падре Карла:

— Хорошо. Так с чего же начать, чтобы выяснить, кто я такой?

— Падре Санчес утверждает, что вы уже уяснили для себя ролевые установки своих родителей.

— Верно. Они оба были «следователями»— отсюда и моя замкнутость.

— Хорошо, теперь вы должны отрешиться от происходившей в вашей семье борьбы за энергию и отыскать настоящую причину вашего появления в этой семье.

Я взглянул на него в недоумении.

— В процессе обретения своей действительной духовной сути необходимо, кроме всего прочего, обозреть всю свою жизнь как единое повествование и попытаться выяснить ее более возвышенное назначение. Начните с того, что задайте себе вопрос: «Почему я родился именно в этой семье?»

— Не знаю, — признался я.

— Ваш отец — «следователь». А что еще он собой представляет?

— Вы имеете в виду, за что он ратует?

— Да.

На какой-то миг я задумался, а потом ответил:

— Отец искренне верит, что нужно жить в свое удовольствие, жить честно, но использовать все возможности, предоставляемые жизнью. Понимаете, жить полной мерой.

— И ему это удается?

— До какой-то степени — да, однако полоса неудач у него почему-то всегда наступает, когда он близок к тому, чтобы пожить припеваючи.

Падре Кард насмешливо прищурился:

— Он считает, что жизнь дана для веселья и наслаждения, но осуществить это в полной мере ему не удалось?

— Да.

— А вы не задумывались — почему?

— Вообще-то нет. Я всегда считал, что ему не везет.

— Может быть, он еще не пришел к тому, как это нужно делать?

— Может быть, и так.

— Ну а ваша мать?

— Ее уже нет в живых.

— А вы можете сказать, чем жила она?

— Мама жила своей верой. Она считала, что нужно жить по-христиански.

— И в чем это выражалось?

— Она верила, что нужно служить обществу и жить по Божьим законам.

— И она следовала законам Господа?

— Она соблюдала их в точности, по крайней мере так, как учила ее Церковь.

— А ей удавалось убедить отца поступать так же?

— Вообще-то нет, — рассмеялся я. — Мать хотела, чтобы он каждую неделю ходил в церковь и принимал участие в жизни городка, где мы жили. Но, как я уже сказал, он был слишком вольнолюбив для этого.

— Ну а с чем при этом остались вы?

— Никогда над этим не задумывался, — признался я, взглянув на него.

— А разве они оба не хотели, чтобы вы были привержены их идеалам? Не поэтому ли они мучали вас расспросами: чтобы увериться — не склоняетесь ли вы к жизненным ценностям другого? Разве они не хотели, чтобы вы почитали лучшим образ жизни каждого из них?

— Да, вы правы.

— Как же вы на это реагировали?

— Наверное, я просто старался не принимать сторону ни того, ни другого.

— Значит, они оба наставляли вас, чтобы вы соответствовали их представлениям, а вы, не имея возможности угодить обоим, уходили в себя?

— Примерно так, — подтвердил я.

— Что случилось с вашей матерью?

— У нее развилась болезнь Паркинсона, она долго болела, а потом умерла.

— Она оставалась верна своим убеждениям?

— Абсолютно. Она не изменила своим идеалам во время болезни.

— Так какое же она вам оставила «значение»?

— Что-что?

— Вы хотите выяснить, какое значение имела для вас ее жизнь, причину того, почему вы родились именно у нее, и что вам суждено было узнать. Жизнь каждого — осознает он это или нет — наглядно иллюстрирует, как, по его или ее мнению, должен жить человек. Вы должны попытаться понять, чему вас научила она и, в то же время, что в ее жизни могло бы быть лучше. То, что вы захотели бы изменить в жизни матери, является частью того, над чем вы сейчас работаете сами.

— Почему только частью?

— Потому что другой частью является то. что вы изменили бы в жизни отца.

Я так ничего и не понял.

Он положил мне руку на плечо:

— Мы не только физическое творение своих родителей, но и их духовное творение. Вы родились у конкретных матери и отца, и жизнь каждого из них оказала на вас неизгладимое воздействие. Для того чтобы выяснить, кто вы на самом деле, вам необходимо предположить, что ваше действительное «я» начиналось где- то между истинами отца и матери. Вы родились у них, чтобы вывести на более высокий уровень то, за что ратовали они. Ваш путь в том, чтобы обрести истину, которая представляет собой сочетание устремлений этих двух людей, но на более высоком уровне.