Вячеслав Кеворков - Каждому свое

— Кстати, я докладывал фюреру распространенное в интеллектуальных кругах мнение о том, что путь на экран для немецких кинозвезд лежит теперь исключительно через будуар нашего министра пропаганды.

— И как отреагировал фюрер?

— Странно. Он долго и внимательно рассматривал меня, а потом сказал: «Я пристально слежу за выпускаемой нашей киностудией кинопродукцией и прихожу к выводу, что она становится все лучше. Не сомневаюсь, что это говорит об успешной работе министра пропаганды. А если любая другая активность министра работает на пользу процветания Германии, то не вижу оснований ему в этом препятствовать.

— Неожиданная реакция фюрера, — искренне удивился Шелленберг.

— Вы полагаете? Так это еще далеко не конец. — Далее фюрер передал мне запись беседы советского посла в Швеции Коллонтай с кем-то из близких ей людей. Запись была сделана шведской контрразведкой и передана нашим военным. — Гиммлер порылся, достал лист бумаги с небольшим текстом и не спеша зачитал его. Временами он отрывался от бумажки, поднимал глаза, чтобы насладиться впечатлением, которое производило услышанное на Шелленберга.

«Один из адъютантов доложил Сталину, что командующий фронтом Рокоссовский «ведет неподобающий образ жизни».

— Что, пьет?

— Нет, алкоголем не интересуется.

— Ворует?

— Что вы, кристально честен.

— С подчиненными несправедлив?

— Солдаты его обожают, на руках носить готовы.

— Так что же тогда «не подобает»?

— Женщинами увлекается не в меру. Все-таки — командующий фронтом, пример должен подавать… Что делать будем?

Сталин молча набил табаком трубку, неторопливо поднес спичку, затем наклонился к помощнику и тихо произнес: «Завидовать будем!».

— Как реагировал фюрер? Посмеялся?

— Наоборот, посерьезнел. Затем надолго задумался и произнес: «Знаете, Генрих, я думаю, на сегодня в мире осталось три гения — Гитлер, Черчилль и Сталин». И это был первый случай, когда фюрер поставил кого-то рядом с собой.

— Жизнь вносит свои поправки.

— Похоже, да. Ровно полгода после покушения на Гейдриха я оставлял вакантным место руководителя службы имперской безопасности в расчете предложить его вам, притом, что фюрер с самого начала настойчиво рекомендовал Кальтенбруннера.

— Но Эрнст — австриец, со всеми родимыми пятнами его нации — выпивоха, гуляка, бабник…

— Зато он земляк фюрера, родился в тех же местах на берегах Дуная, а это, — и рейхсфюрер многозначительно поднял вверх указательный палец, — имеет сегодня решающее значение. На одной земле и образ мышления складывается схожим, что выдвигает на первый план не достоинства человека, а степень его преданности.

— Не знаю, где родился Марк Брут, но он, тесно связанный семейными узами с Цезарем и многим ему обязанный, первым всадил императору нож в грудь.

— Я смотрю, Вальтер, вы не в силах обойтись без исторических параллелей.

— Стараюсь, но искушение велико — параллели напрашиваются сами собой.

— Что ж, в заключение хочу сказать: никакие вынужденные кадровые перемещения не переубедят меня в том, что Шелленберг является одним из самых талантливых сотрудников госбезопасности Рейха. А потому все остальное — лишь вопрос времени. Наберитесь терпения, и все расставится по своим местам. — Гиммлер посмотрел на часы. — Будем считать, что на сегодня довольно. Ко мне сейчас должен пожаловать Канарис. Обращаю ваше внимание на него. Несмотря на военный конфликт, адмирал умудряется поддерживать деловые отношения с отдельными представителями воюющих, полувоюющих и, естественно, нейтральных стран. Поэтому, несмотря на ваше желание заполучить абвер в свое распоряжение, рекомендовал бы вам поддерживать с Канарисом добрые отношения. В складывающейся обстановке он может оказаться нам весьма полезен.

— С Канарисом мы почти дружим. Так что, желаю вам приятной беседы, — поднялся из кресла Шелленберг.

У выхода из здания госбезопасности, он увидел идущего навстречу адмирала.

— Вальтер, приветствую! Да что-то вид у вас мрачноватый!

— Вот ищу повод для веселья. Как вы думаете, кого фюрер назначит во главе безопасности вместо Гейдриха?

Адмирал удивленно посмотрел на Шелленберга.

— Как — кого? Вас, конечно.

— А вот и не угадали, господин адмирал! Фюрер назначил на этот пост представителя доблестной австро-венгерской империи Кальтенбруннера.

— Что вы говорите? — и Канарис задумался на секунду. — Впрочем, у фюрера есть безусловная и устойчивая склонность возвращаться к истокам своей жизни. — Он внимательно посмотрел на собеседника, затем едва дотронулся до предплечья его левой руки.