Леонардо Шаша: Каждому свое • Американская тетушка

Письмо принесли с дневной почтой. Вначале почтальон, как обычно, положил на стойку пачку разноцветных рекламных брошюрок. Затем осторожно, точно боялся, что оно вот-вот взорвется, письмо. На желтом конверте — белый прямоугольник напечатанного типографским шрифтом адреса.

— Не нравится мне это письмо, — сказал почтальон.

Аптекарь оторвался от газеты, снял очки и спросил удивленно и даже несколько раздраженно:

— В чем дело?

— Я говорю, не нравится мне это письмо. — И почтальон указательным пальцем с опаской подвинул конверт аптекарю. Тот, не притрагиваясь к письму, склонился над мраморной стойкой, стараясь получше рассмотреть конверт. Затем взял письмо, вновь водрузил на нос очки и принялся изучать его.

— Чем же оно тебе не нравится?

— Его опустили ночью или рано утром. И заметьте, адрес вырезан из бланка со штампом вашей аптеки.

— А ведь верно, — согласился аптекарь и вопросительно поглядел на почтальона, будто ожидал от него совета или объяснения.

— Письмо анонимное, — заметил почтальон.

— Анонимное? — повторил аптекарь.

Он еще не дотронулся до письма, но оно уже ворвалось в его мирную домашнюю жизнь и, подобно молнии, грозило испепелить немного увядшую, некрасивую и неряшливо одетую женщину, которая в кухне жарила на ужин козленка.

— У нас многие не прочь послать анонимку, — сказал почтальон.

Он положил сумку на стул, а сам облокотился о мраморную стойку, явно дожидаясь, когда аптекарь наконец вскроет письмо. Он принес его нераспечатанным в надежде на простодушие и дружеское расположение адресата, не забыв, однако, хорошенько исследовать конверт. Рассуждал он так: «Если аптекарь вскроет письмо и прочтет, что ему наставили рога, он промолчит, но, если в письме угроза или просьба, он непременно скажет».

Во всяком случае уходить, ничего не узнав, почтальон не собирался — времени у него было предостаточно.

— Мне — и вдруг анонимное письмо? — после долгого молчания сказал аптекарь.

Он сказал это с возмущением, но на лице был написан испуг. Он побледнел, над губой выступили капельки пота, глаза растерянно блуждали. И хотя почтальон сгорал от нетерпения, он не мог не разделить изумления и возмущения аптекаря. Ведь владелец аптеки был человеком добродушным, сердечным и покладистым: он всем давал лекарства в кредит, а на земле, которая досталась ему от жены в приданое, крестьяне хозяйничали, как у себя дома. Никаких сплетен и пересудов не слышал почтальон и насчет его жены.

Внезапно аптекарь решился, он взял письмо, распечатал его, развернул сложенный лист бумаги. Как почтальон и подозревал, слова были вырезаны из газеты. Аптекарь залпом проглотил горькую «микстуру». Впрочем, в письме было всего две строчки.

— Ну и дела! — воскликнул он уже почти шутливо, с видимым облегчением.

«Значит, не про измену», — решил почтальон и спросил:

— Что, угрозы?

— Да, грозятся, — подтвердил аптекарь и протянул ему письмо.

Почтальон поспешно схватил его и громко прочел:

— «Это письмо — твой смертный приговор. За содеянное тобою тебя ждет смерть».

Он сунул письмо в конверт и положил его на стойку.

— Да это просто шутка, — убежденно сказал он.

— Думаешь, шутка? — встревоженно переспросил аптекарь.

— А что же еще? Некоторые рогоносцы покоя себе не находят, так в отместку они уж не знают, чем бы досадить ближнему. Это не впервой. Еще они страсть как любят по телефону названивать.

— Что верно, то верно, — согласился аптекарь. — И со мной такое случалось. Однажды ночью слышу телефонный звонок. Подхожу, женский голос спрашивает, не потерял ли я собаку. А то она нашла одну, голубую, в крапинку, и ей будто бы сказали, что это собака аптекаря. Вот это и правда была шутка. А тут ведь смертью угрожают.

— Э, дело рук тех же глупцов, — уверенно сказал почтальон и, взяв сумку, направился к выходу. — Так что не стоит волноваться, — бросил он на прощание.

— Я и не волнуюсь, — ответил аптекарь; но почтальон уже ушел.

И все-таки он волновался. Уж очень грубой была шутка. Если только это шутка... А что же еще? Ссор он ни с кем не заводил, политикой не занимался, даже с друзьями избегал говорить о ней. Никто не знал, что по старой семейной традиции он голосовал на парламентских выборах за социалистов, а на муниципальных — за христианских демократов. Ведь когда в городке правили демо-христиане, им удавалось кое-что урвать у правительства для местных нужд, да к тому же левые партии упорно покушались на семейную ренту. Но он никогда не вступал в спор ни с теми, ни с другими — правые считали его своим сторонником, левые — своим. Впрочем, заниматься политикой — только время попусту терять. Тот, кто этого не понимает, либо преследует корыстные цели, либо слеп от рождения. Словом, он жил спокойно и мирно. А может, это и послужило причиной анонимного письма?