Алексей Чопорняк - Орлы златого века Екатерины

А вот почти что ничего
Не знаем мы о матушке его.
В семье дьячка его рожденье,
Она звалась Авдотья Федосеевна,
Кротка, благочестива и тиха,
Зато нашла лихого жениха.
К причастию христовым тайнам и дарам
Детей водила в сельский храм
И с детских лет считала нужным
привить им навыки церковной службы.
глубоко веруя, что в воспитанье главно —
Быть христьянином православным,
Причем на деле, а не на словах —
Все дети пели на хорах.
Но пробил грозный час, и судеб рок
Перешагнул родительский порог.
Авдотья Федосевна еще одну дочурку родила,
А вскоре вслед за тем и померла,
Покинула душа измученное тело
И птицей в поднебесье отлетела.

Однажды в гости приезжал к отцу в усадьбу Ганнибал,
Его старинный друг, в отставке генерал,
Арап и крестник он Великого Петра.
Тут, как на зло, оказия случилась,
И колесо у брички отвалилось,
А до усадьбы оставалося лишь полверсты с вершком,
И старику пришлось идти пешком.

Дорога тут выходит на бугор,
И перед ним открылся вдруг простор:
Необозримые леса, луга, поля,
Вдали течет река – весь мирный сельский вид,
А солнце, как назло, нещадно так палит.
И видит он ватагу ребятишек,
По виду по всему – сражение мальчишек,
Игра в войну, их крики нарушали тишину,
Царившую кругом, и барский дом
Уже вдали виднелся за холмом.
Сраженье не на шутку разыгралось,
И партии одной так здорово досталось,
Что улепетывать куда глаза глядят пришлось,
Надеясь лишь на русское авось.
И вдруг какой-то мальчуган
На лошади верхом,
Рубаха надувалась пузырем,
Наперерез бегущим поскакал,
Крича им что-то, – он не разобрал —
Те бег замедлили, остановились, опомнились
И в бой опять пустились,
А юный полководец то и дело
команды подает направо и налево
И в бой свои войска решительно ведет.
Противник вдруг запнулся, дрогнул, отступил
И по полю рассеян был.
– Вот так баталия идет! – промолвил генерал. —
Какой сражения внезапный поворот!
Оно, конечно, не Полтава,
Но полководцу и войскам
К лицу и честь и слава!

И вскоре генерал, сняв сапоги, отдав их казачку,
идет пешком
И, утираясь клетчатым платком,
В усадьбу друга входит босиком.

Ему навстречу уж спешит хозяин,
Старый друг Василий,
Уж не в расцвете лет,
Но в крепости еще и в силе.
Они обнялись
И троекратно тут облобызались.

Под сенью лип
друзья за праздничным столом
Уж чарки пенные за здравие друг друга подымают
И о делах давно минувших дней,
Деяниях Великого Петра за чаркой вспоминают.
– А где же Александр, наследник твой?
– Гуляет, наверное, в войну опять играет,
Не повзрослеет все никак
Все мнит себя стратегом, вот чудак!
А вот и он, идет хромает
Велю его позвать. – Повремени, пусть отдыхает,
Попозже сам к нему зайду.
– Позвольте, с вами я пойду.

Старик Степан, Суворова дворовый дядька,
Во флигелек к нему дорогу показать собрался,
И разговор такой меж ними состоялся:
– Давно ль у барчука ты дядькой служишь?
Да по тебе видать – что вовсе и не тужишь.
Или, может быть, придирчив, строг?
– C пеленок, почитай. Помилуй Бог, душонка
ангельская, барин.
Совсем наоборот, какой там строг, уж слишком добр,
не то что наш сосед-татарин.
Жалеет нас, дворовых, не по-барски, и щедр бывает
чересчур, по-царски,
Не требует услуг, ни одевать ни раздевать
Себя не позволяет – солдатом хочет быть,
Он это твердо знает.
Тогда за мною, говорит,
Уж будет некому ходить.
Одна беда – уж больно много книг читает,
Лишь голову себе напрасно забивает.

– Позволь обнять тебя, мой юный друг!
Баталии я нынче был свидетель
И полководческих твоих заслуг,
И за победу, думаю, лишь только ты в ответе.
В стратегии, я вижу, искушен.
Ба! Сколько книг кругом! Как будто вижу сон!
Не верю я глазам своим: Плутарх, Корнелий,
Непот, Конде, Монтекукуле, тут же и Тюренн
И Македонский Александр и Юлий Цезарь,
сам Ганнибал.
Неужто всех их залпом прочитал?! —
Когда меж ними речь зашла тут о сраженье
под Полтавой,
То Александр о нем подробно рассказал
И битвы план при этом показал,
План этот был начертан им самим,
И Карл Двенадцатый в нем выглядел не гений
Поскольку допустил в нем целый ряд
Ошибочных движений.
– И где же ты все это прочитал?
– Нигде я не прочел, я думал, размышлял.
– Мой мальчик, – Ганнибал тут заключил его в свои
объятья, – в познаниях своих ты выглядишь таков,
что превзошел всех наших стариков.
Признаться, одного я не могу понять при этом,
Но как все это может быть,
Что, будучи в столь малых летах,
стратегий тайные пружины
ты cмог так глубоко постичь.
Повержен, поражен, расстроган!
Отмечен ты перстом судьбы и Богом! —
С словами этими тут Сашу он поднял
И крепко в лоб его поцеловал.
Старик и мальчик – тот как будто в этот миг подрос —
тут оба не смогли
Сдержать счастливых слез. —
– Но кем ты хочешь стать? Поэтом, дипломатом?
– Дражайший дядюшка, мечтаю стать солдатом!
– Солдатом? Удивил! А знаешь ли, мой друг,
Что выбрал ты из всех земных наук
Труднейшую!
Как много требует она уменья, знаний, мук,
Разлук, переживаний
и даже – крови и страданий!
И в слякоть, в дождь, в пургу и в летний зной
Ты должен быть готов вступить с врагами в бой.
– Моя заветная мечта —
служить России свято,
скорее взрослым стать,
Надеть мундир солдата.
Царю, Отчизне, Богу
готов служить
И, если надо,
на поле брани голову сложить.
– Но мне сказали, будто ты здоровьем хил.
– Не верьте, дядюшка, тому, кто это говорил,
А лучше посмотрите,
да уж потом свое вы мнение скажите.