Словно родине обрадовался Иван Иванович этим хоромам, чем-то родным, знакомым пахнуло на него, воспоминания целым роем пронеслись перед ним.
Вспомнилось ему, как он в первый раз явился в эти хоромы после своего вольного житья на Волге, явился отпетым, приговоренным к смерти, вспомнилась ему и далеко не приветливая встреча Строганова, а там житье с атаманом и товарищами, стычки с врагами, а там и славный, ознаменованный на каждом шагу победами путь в Сибирь, разгром татар.
Таков ли он был тогда, когда ушел из этих самых мест, таким ли возвращается он, везя приговоренному к смерти бывшему атаману разбойничьей шайки Ермаку Тимофеевичу царские награды, княжеский титул?
С недоумением смотрел Григорий Григорьевич Строганов на приближавшуюся к хоромам рать, хотя сюда уже дошел слух о том, что царь хочет послать Ермаку подмогу, но в первые минуты это выскочило у него из головы.
Но недоумение это тотчас же рассеялось, как скоро увидел он Ивана Ивановича.
Скоро все задвигалось, заходило в строгановских хоромах, пир горой пошел, нашлось место всем, стрельцов разместили на старом казацком пепелище.
Прошло несколько дней, понравилось боярам привольное житье у Строгановых, подольше им хотелось погостить у них; с неудовольствием вспоминали они о дальнейшем пути, пути в неизвестную сторону, где, кроме лишений да невзгод, ничто не ожидало их.
Кольцо, напротив, скучал, тяготился своим бездействием, его тянуло к атаману, к той тревожной жизни, которую вел он до отъезда в Москву.
А бояре совсем загулялись, Кольцо делался все пасмурнее и пасмурнее.
– Вот что, бояре, пора нам и о пути подумать, здесь мы совсем зажились, – однажды заговорил он.
– Куда спешить, успеем еще добраться до твоей Сибири, – отвечали бояре.
– Вестимо, успеем, только когда это будет, того и гляди, зима станет, тогда зимовать-то в лесу придется, не больно далеко уйдешь.
– Ну что же, перезимуем.
– А по-моему, – говорил Строганов, – вам до весны и двигаться не след, как откроются воды, тогда и в путь; а то ведь все равно зимой вам не идти, горя только на стоянке натерпитесь, уж лучше в тепле да покое зиму провести, летом вы мигом доберетесь.
– Дело известное! – подтвердили бояре.
– Мне известнее это дело, – возразил Кольцо, – прежде всего царь не прохлаждаться нас послал, а на подмогу князю Ермаку Тимофеевичу сибирскому, а уж я знаю, что подмога ему вот как теперь нужна; когда я уезжал в Москву, так ему и тогда трудненько приходилось, а с той поры много времени прошло, мало ли что могло случиться, татарвы кругом не перечтешь, так и смотрят они, как бы какую ни есть пакость сделать, а у Ермака Тимофеевича дружины и третьей доли, поди, не осталось. А что про дорогу говорите, так я шел по ней, хорошо ее знаю, по ней не долетишь, как говорит Григорий Григорьевич.
– Да ведь все равно, зиму-то в лесу, говорю, где-нибудь простоите?
– Почем знать, дорога известная, теперь можно и зимою идти, а хотя бы и в лесу пришлось стоять, зато этот самый лес поближе к Сибири, чем ваши хоромы, а нам все едино идти, не на лодках ехать, потому как с нами пушки.
Но увещания Ивана Ивановича мало действовали на предавшихся покою бояр, Строганов горячо поддерживал их, что и было на руку первым.
Кольцо выходил из себя, он не мог перенести мысли о том, что в то время, когда они здесь бражничают и бездействуют, его друг Ермак подвергается всяким опасностям. Он стал настойчивее требовать похода, но все его речи и настояния пропускались мимо ушей.
Наконец терпение Кольца лопнуло.
– Вот что я вам скажу, бояре, – заговорил он решительно, – ежели вы решили оставаться здесь на зиму, так и оставайтесь, мешать вам не буду, я и один отсюда уйду.
– Что же ты, один подмогу своему Ермаку сделаешь?
– Почем знать, может, и сделаю, – загадочно произнес Кольцо.
– А как же мы-то пойдем, нам некому будет и дороги указать.
– Об этом вы не беспокойтесь, я укажу вам ее, – усмехнулся Кольцо, – а коли не вам, так другому кому.
– Чудные речи ты ведешь, Иван Иванович, – заговорил в свою очередь Строганов, – то один уйдешь, то проведешь их, да и как тебе одному идти, на погибель нешто? Да и какая подмога будет из тебя одного Ермаку Тимофеевичу?
– Знаю, что моих двух рук мало.
– Так о чем и толковать после того.
– Да я и не пойду в Сибирь, одному туда идти, ты это правду сказал, все равно что на погибель.
– Так куда же ты пойдешь, чем нехорошо тебе у нас?
Читать дальше