Николай Чмырев - Развенчанная царевна

– А я в Москву пойду,  – отвечал Кольцо.

– В Москву? – невольно вырвался у всех вопрос.  – Зачем?

– Пойду прямо к царю да и доложу ему, чтобы он не гневался на нас с Ермаком Тимофеевичем, коли беда какая случится, коли царство Сибирское отнимут татары и его снова придется завоевывать.

Такого ответа никто не ожидал. Все хорошо знали, что исполни свою угрозу Кольцо, тогда не сносить головы боярам, все знали хорошо царя, знали, что он шутить не любит и, пожалуй, это сидение у Строгановых просто сочтет за измену. Но у них оставалась еще небольшая надежда, что слова Ивана Ивановича есть не что иное, как угроза, они надеялись, что он не приведет ее в исполнение.

Прошло два дня, жизнь потекла по-старому; Кольцо, видя, что слова его не подействовали, начал собираться в дорогу.

– Ну, Григорий Григорьевич,  – сказал он, входя на четвертый день после своего последнего разговора к Строганову,  – спасибо тебе за хлеб, за соль, за твою ласку, я пришел проститься с тобой.

– Да ты куда же это собрался?

– Ведь я же тебе сказал, что уйду в Москву.

– Что ты, Иван Иванович, неужто ты и вправду задумал это дело?

– А что же мне слова на ветер бросать.

– Ведь ты знаешь, что будет?

– Еще бы не знать, царь бояр по головам гладить не любит.

– Так ведь это же зло?

– Что ж, у них на плечах есть свои головы, могут знать да пораздумать, что хорошо и что дурно. А это разве хорошо, что они человека бросают без всякой помощи на погибель? Нешто они затем посланы?

– Да ты погоди хоть, скажи боярам.

– А я нешто не говорил, так ведь им что об стену горох, они одним ухом слушают, а в другое выпускают.

– Погоди до завтра хоть, я поговорю с ними.

Кольцо задумался.

– Ну, ин так и быть по-твоему,  – согласился он, чуть помедля,  – только гляди, ежели они опять канитель затянут, так вот видит Бог, завтра же уйду.

– Право, так лучше будет!

Гневом закипели боярские сердца, когда Строганов передал им свой разговор с Кольцом.

– Что делать, бояре,  – говорил он,  – больше задерживать вас не буду, уходите дальше, сами видите, что это черт, а не человек, с ним каши не сваришь, пойдет вправду в Москву, плохо нам всем будет.

– Черт бы его взял,  – ворчали бояре,  – пропал бы он вместе со своим разбойником-атаманом и с Сибирью этой проклятой!

Но делать было нечего, нужно было отправляться, начались сборы, повеселел Кольцо, приободрился.

«Только бы выйти отсюда,  – думал он,  – а там волей-неволей придется идти и зимой; авось Бог милостив, к весне доплетемся».

Чем веселее делался Кольцо, тем угрюмее и мрачнее становились бояре. Чуть не с ненавистью глядели они на хлопотавшего Ивана Ивановича.

Сборы продолжались несколько дней, наконец наступил и день отправления.

Медленно, неохотно двинулся отряд в путь. Все были недовольны, все ворчали и намеренно сторонились Ивана Ивановича, но последний не обращал на это никакого внимания, он держал себя особняком, его только и радовало, что с каждым днем расстояние до Сибири сокращалось. А дни становились все короче и короче, все меньше делались переходы, приходилось раньше останавливаться на ночлег и позднее выступать в поход, о дневках нечего было и думать – негде было приютиться. На ночь обыкновенно останавливались в лесу, раскладывали костры и спали неспокойным сном, каждую минуту ожидая беды и нападения бродивших еще вогуличей или же диких зверей, которых было в изобилии.

Скучен был этот поход, не мог он сравниться с походом Ермака. Тогда шел Иван Иванович с другом, с товарищами, всех соединяло братское чувство, теперь же вместо удальцов-казаков плелись безучастные к походу стрельцы, Кольцо был совершенно одинок.

Наступили морозы, все сильнее делались они, а там повалил и снег, ропот между стрельцами начал усиливаться, холод и голод стали давать себя чувствовать. Кольцо и сам стал призадумываться, видя, что идти дальше невозможно.

«Ну да не беда,  – думалось ему,  – как-никак, а больше половины пути прошли, теперь хоть и зазимовать можно».

Между тем бояре вели между собою толки об остановке, они видели, что люди измучились, появились среди них и хворые, нужно было дать отдых, и отдых продолжительный, при этом им невольно вспоминалось привольное житье у Строгановых, и еще пуще закипала досада и злость на Кольцо. Они уже не боялись его, знали, что теперь в Москву ему не воротиться.

Показался Урал, уж близок он, еще день-другой, и они достигнут его.

«Эх, кабы еще недельки две, перевалить бы нам за Урал, а там уж и дома»,  – мечтал Кольцо.