Владимир Коломиец - Терское казачество. Вспомним, братцы, про былое

В очень трудном положении оказался Нахимов. К нему шли по всем делам обороны, со всеми нуждами и просьбами, а прав у него не было. Станюкович же свои права оберегал ревниво и прямо сказал Нахимову, чтобы он ни во что не смел вмешиваться.

На месте Нахимова другой генерал или адмирал, может быть, и радовался бы, что с него свалилась страшная ответственность, и устранился бы от опасного дела, выжидая, чем все это кончится, с уязвленным самолюбием наблюдал бы, как пойдут дела у Станюковича. Так мог поступить в положении, подобном тому, в каком оказался Нахимов, сам же Станюкович. Так мог поступить Моллер, во время бомбардировки 5 октября от страха забравшийся в погреб, – мало ли было их, осыпанных милостями самодержца и оказавшихся не годными на войне генералов и адмиралов! Берх, главный командир флота и портов на Черном море, благополучно отсиживался в Николаеве, как будто у него были там дела поважнее, чем оборона главной базы флота, и участь флота в Севастополе его волновала меньше всего. Да и главнокомандующий морскими и сухопутными силами в Крыму князь Меншиков предпочитал в самое горячее время находиться на северной стороне, а вовсе не на бастионах южной.

У Нахимова не могло возникнуть вопроса, где ему быть. Конечно там, где решается судьба Севастополя, вместе с матросами, солдатами и офицерами. Оскорбляемое Меншиковым и Станюковичем самолюбие, все личные обиды отступали у него на задний план, терялись в сознании воина-гражданина, превращались в нуль перед высокими моральными нормами, определявшими все поведение адмирала.

Он знал, что здесь, на оборонительной линии, ему никто не помешает – ни Станюкович, ни Меншиков, они не поедут сюда, под пули и ядра, и здесь, среди своих, воодушевленных теми же мыслями, что и он сам, Павел Степанович чувствовал себя полным и признанным хозяином.

Его императорское величество Николай I за власть держался цепко. Он много труда и времени затрачивал на дела государственного управления и стремился лично и деятельно руководить ими. В министрах он видел не полномочных руководителей отдельных ведомств, а лишь исполнителей своей воли. Широко разветвленная система министерских докладов «на высочайшее имя» по самым разнообразным вопросам создала императору возможность играть роль верховной власти, непосредственно распоряжающейся в стране.

Он считал своей обязанностью лично разрешать все сколь-нибудь существенные дела и вопросы. Компетентность предполагалась как-то сама собой…

Ближайшим кругом помощников государя в делах управления была его «императорская главная квартира», из тщательно подобранных, фильтруемых людей, близких, надежных, исполнительных и преданных. Своих генералов и флигель-адъютантов Николай держал в близости и милости, но очень сурово наказывал даже за сравнительно маловажные проступки.

Недоверчивый, подозрительный, он верил чинам своей свиты, видел в них людей, которые знают его взгляды и желания и готовы беспрекословно проводить их в жизнь, притом не за страх, а за совесть.

Таким для него был и Меншиков. Но когда князь намекнул царю о том, что опасается, как бы не пришлось оставить южную сторону Севастополя и перевести весь гарнизон на северную, царь заявил, что и слышать не хочет о столь быстром оставлении города, и потребовал от Меншикова начать наступательные действия, чтобы нанести удар неприятелю и тем «поддержать честь оружия нашего». Нужна была победа, чтобы не допустить окончательного падения престижа в Европе, сгладить тяжелое впечатление и от высадки союзников в Крыму, и от поражения на Альме.

Меншиков понимал, что оставление Севастополя без попытки наступательного действия, которой требовал от него Николай, ему не простится. Именно для такого действия царь распорядился отправить к нему с Дуная IV корпус в составе 10-й, 11-й, 12-й пехотных дивизий и бригаду 14-й пехотной дивизии V корпуса. Теперь наступлением в тыл или фланг осадного корпуса союзников можно было отвлечь противника от Севастополя и облегчить участь города. И Меншиков предпринимает одно за другим два наступления.

Едва дождавшись прибытия одной дивизии с Дуная, он приказывает ее начальнику генералу Липранди атаковать в тылу у союзников английскую позицию у Балаклавы. Направление этого удара было очень выгодное. В случае успеха англичане лишались бы в Балаклаве своей базы, а русская армия оказалась бы в тылу неприятеля, и продолжать осаду Севастополя стало бы почти невозможно.