Александр Семенов - Белый Бурхан

Однако, алтайцам скоро стало некуда отодвигаться от русских и они были вынуждены вступиться за свои права. Начались распри и ссоры и даже драки за землю, началась и судебная волокита. Темные алтайцы, дети природы, обирались различными проходимцами, ходатаями по делам их. Начальство отделывалось обещаниями, которые никогда не исполнялись. Миссионеры способствовали утеснению, ставя кресты у стойбища крещеных алтайцев и запрещая некрещеным селиться и кочевать ближе пяти верст от креста. Положение создалось трагическое. Надо было искать выход. И в песне алтайцев слышатся уже ноты пробуждающегося самосознания:

В долине Карлыка (приток р. Чарыша с правой его стороны) или, вернее, на одном из его притоков, жил простой и небогатый калмык Чет Челпан. Человек, быть может, более других нервный и умный. Чет ранее других изверился в камах, желал и ждал перемены.

Этот-то человек и дал в 1904 г. толчок религиозному перелому и сделался центром дальнейших событий.

Летом 1904 г. двенадцатилетняя воспитанница Чета Чел-пана, Чегул, рассказала ему, что видела на горе всадника на белой лошади и в белой одежде. Всадник, будто бы, сказал ей, что не следует почитать злых богов и верить камам, что изображения этих богов и бубны камов следует немедленно сжечь, а камов прогнать. Что молиться следует добрым богам и что добрый бог — Ай-Рот — идет уже.

Чет не поверил рассказу своей воспитанницы, но через несколько дней он, якобы, сам встретил этого чудесного всадника, который подтвердил ему рассказ девочки и велел молиться так:

— Ай (луна) Бурхан. Кюнь (солнце) Бурхан. От (огонь) Бурхан, Яих Бурхан, Юч-Курбустан-Бурхан (три божества — Бурхан).

Смысл этой молитвы заключается в том, что калмык должен призывать доброго бога, Бурхана, который проявляет свою силу и в свете солнца и луны, и в плодородии земли, и в огне и т. д. Доброго бога следует только призывать, не делая никаких просьб. Призыв доброго бога уже обозначает, что в нем нуждаются и он сам, зная, что именно нужно молящимся, дает и здоровье и благополучие, дает все земные блага.

После этого видения Чет вернулся в свой аил и вместе с девочкой сжег изображения корьмесь и главных злых богов. Действительно, много надо было мужества и новой веры робкому и религиозному алтайцу, чтобы решиться на подобный поступок со своими вчерашними кумирами, одно название которых наводило на него священный ужас.

И боги не покарали Чета.

Чет Челпан .

Обо всем этом Чет рассказал соседям. Весть о чуде в несколько дней разнеслась по всему Алтаю. Чет Челпан сразу сделался центром всеобщего внимания, пророком-апостолом новой веры.

В бедный и незначительный доселе аил Чета стало съезжаться много алтайцев.

Приходившие в долину пилигримы молились уже по-новому, призывая богов новыми словами.

Эти мирные собрания привлекли на себя внимание русских крестьян, которые заподозрили что-то «неладное», что-то из ряда вон выходящее, стали приставать с подробными расспросами и порядочно надоедать калмыкам, мешая их религиозным занятиям, но калмыки все-таки кое-как отвечали, что их старая вера худа, а новая хороша, что идет новый царь (бог) Айрот.

Об этом пришествии нового царя вольными полицейскими, не в меру усердными, было доложено по начальству «кому следовает», конечно, с прикрасами и фантастическими добавлениями, дающими возможность сблизить эти алтайские события с нашими неудачами на Дальнем Востоке.

Семя упало на благоприятную почву. Сыск со стороны крестьян быль поощрен и вскоре мирное, чисто религиозное движение послужило поводом к междоусобице на экономической почве.

Мысль о пришествии Айрота, истолкованная русскими в смысле политическом, осложнила события. Калмыки увидели в расспросах русских беспокойство, а в беспокойстве — подтверждение их чаяния о пришествии Айрота, о новой эре, об уходе русских с Алтая и сами стали пугать этим пришествием русских. Калмыки стали толпами ездить мимо русских и кричать: «Вот идет уже Айрот и русских скоро в Алтае не останется ни одного…»

Это «воинственное» настроение стало известным администрации. Были тотчас приняты «соответствующие» меры: в Омске приказано было держать наготове к походу роту солдат, а «на местах», «для изловления зачинщиков», была мобилизована сельская полиция, ряды которой пополнялись добровольцами из крестьян.