Александр Семенов - Белый Бурхан

— Врут!

— Где ихнему Бурханке супротив нашего!..

В общем, однако, все толки сводились к одному, что с калмыками творится что-то неладное.

— Быть, ребята, худу!..

— Однако, бунт-забастовку калмыки хотят изладить?..

И вдруг сорвалось у многих:

— Бить их, чертей окаянных!..

А Кирилло на свои деньги подпаивал громил и разжигал страсти, ездил по селам, подзадоривая и запугивая русских.

— Вот погодите, японцы с калмыками придут, так покажут вам кузькину мать!

Уже носились слухи, что на вершине Херема стоит 30000 калмыцко-японского войска и пушки.

Выходило так, что и раньше, через Алтай, японцы получали все сведения о передвижениях, месторасположении и о действиях русских войск на Дальнем Востоке.

Из-за Алтая, будто бы, из-за калмыков-изменников, мы терпели поражение за поражением на далекой восточной окраине.

Много ужасов «услышали» и «увидели» темные люди. Страсти разгорались все сильнее. Многое дошло до сведения начальства. Оно встревожилось.

И вскоре бурханисты услышали жуткую весть:

На Алтай для усмирения их были двинуты войска. Русское население всполошилось. Усилили и поставили на ноги всю полицию.

Вызвались и добровольцы идти «супроть врага»…

Одним из первых явился Кирилл с толпой пьяной и буйной «шпаны». В село Усть-Кан, находящееся неподалеку от аила Чет-Челпана, к 20 июня добровольцев собралось больше тысячи.

На продовольствие себе они отбирали и убивали скот алтайцев. Начались насилия.

А народ в Усть-Кан все прибывал, потому что как раз к этому времени там ждали архиерея, который обещал приехать для освящения новой церкви в каком-то окрестном заселке.

Над Челпаном и его последователями нависли темные тучи.

21 июня жители села Усть-Кан готовились к встрече архиерея.

В село собрались все жители из окрестных деревень и ждали с нетерпением приезда преосвященного.

Никто из собравшихся никогда еще не видал архиерея. Он представлялся им человеком, совсем не похожим на обыкновенных людей, что и доказывали убедительно торжественные приготовления к его встрече. Дом священника, и без того хороший, лучший в селе, начисто вымыли даже снаружи, убрали зеленью и цветами. Везде по улицам насадили березок, у волости, училища и у домов купцов развевались флаги, как в царские дни. Церковь приняла праздничный вид. На колокольне дежурили двое пономарей, чтобы заранее известить колокольным звоном о приезде владыки. Видя все это, канцы, в праздничных ярких одеждах, ходили группами по селу и оживленно разговаривали по поводу предстоящего торжества. На всех почти крышах и на заборах виднелся народ, напряженно всматривающийся в даль по дороге.

Часам к шести пополудни в село, верхом на взмыленных лошадях, прискакало несколько конных городовых с полицейским надзирателем и несколько человек крестьян.

— Едет, едет! — кричали они еще издали.

Зазвонили колокола, и народ весь высыпал на площадь.

Вскоре показалась удобная карета, запряженная шестериком. В карете сидел преосвященный в высоком клобуке и благословлял обеими руками народ, бегущий с обеих сторон. Сзади ехал хор, чины полиции с исправником во главе, небольшой отряд стражников и становой пристав.

У церкви карета архиерея остановилась, владыко вышел из нее и медленно двинулся к паперти, продолжая благословлять народ.

Толпа валом повалила за ним, и скоро небольшая ограда канской церкви была полна народом.

В это время случилось небольшое событие.

На паперти церкви стояли несколько человек больных, калек и нищих и ожидали благословления владыки.

Когда архиерей взошел на паперть и остановился благословить собравшихся, один из нищих, дряхлый старик-калека, двинулся к нему, чтобы лучше рассмотреть владыку своими слезящимися глазами. Но слабые старческие ноги плохо служили ему, и он, покачнувшись, слегка толкнул владыку. Это увидал стоявший неподалеку становой пристав и быстрым движением оттолкнул нищего. Нищий упал. Все это произошло в несколько секунд, но архиерей заметил «усердие» станового и, укоризненно покачав головой, сделал ему мягкий выговор, а затем подошел к охающему нищему-калеке и сам помог ему подняться. В народе пронесся гул удивления и восторга; владыко же обратился к нищему со словами:

— Не убился ли ты, брат мой во Христе?

Нищий от неожиданности и испуга не мог произнести ни слова и только моргал своими красными веками. Архиерей повторил вопрос, но, видя волнение нищего, не стал настаивать на ответе, а неожиданно для всех три раза поцеловал нищего.