Колм Тойбин - Дом имён

– Довольно уж было убийств, довольно трупов, – сказал Леандр.

Поскольку Ианта оказалась собеседником сердечнее, чем Леандр или Электра, – они теперь не обращали на него внимания и на совещаниях о судьбах их врагов часто делали вид, что брата Электры вообще тут нет, – Орест усаживал Ианту рядом.

Когда она принялась приходить к Оресту по ночам, он не спрашивал, послала ли ее к нему Электра или как Ианта объясняет ей свои отлучки – и уж точно не спрашивал, знает ли ее брат, чем она занимается.

Они ложились вместе, и Орест поразился, до чего сильно желал ее и как возможность быть с ней ночами облегчала ему дни. Поначалу Ианта робела, едва ли не боялась его прикосновений. Но вскоре уже обнимала его, позволяла обнять себя и они спали рядом.

Орест наблюдал за переменами в Электре, возникшими с возвращением Леандра. Она больше не ходила на могилу к отцу. Сделалась стремительной, едва ли не резкой. Весь день раздавала указания, советовалась с Леандром и со старейшинами, применяла власть, и движения ее стали решительными и отрывистыми, голос приобрел глубину, тон сделался требовательнее, отчетливее. Она больше не заикалась о богах и духах усопших, говорила в основном об удаленных краях, какие можно было б подтянуть в ее владения. Походила на человека, пробудившегося от грезы.

Орест размышлял, в какой мере это всё напускное и под каким нажимом этот театр можно разоблачить, – так спала с Электры давнишняя маска дочери, жившей под сенью богов.

В самой просторной дворцовой комнате Электра проводила все дни с Леандром. Когда им нужны были старейшины, их призывали. Оресту иногда думалось, до чего понравились бы матери новые порядки, срочные сообщения, приказы, расписание встреч с теми, кто ждал в очереди у дворца.

Он теперь видел, с каким почтением обращаются его сестра и Леандр с Эгистом, чье знание старых родовых распрей и древних споров о границах владений или того, какая земля самая плодородная, каким людям не стоит доверять, было подробным и соответствовало действительности. Эгист сидел в кресле, словно ничего не случилось. Когда приходила пора двигаться, утрата силы в ногах казалась малой помехой – или дополнительной чертой, придававшей Эгисту обаяния.

Само собой, поскольку он поселился в бывшей комнате Электры, по настоянию Леандра – возражая Электре, Леандр пояснил, что там за Эгистом проще хорошенько следить, – у Эгиста бывало много ночных гостей, начиная со слуг, приносивших ему еду и сердечные приветы с кухонь. Электра воспротивилась присутствию Эгиста за их столом и изгоняла, пусть идет к себе, когда дневные дела завершались; Эгист этим пользовался. Поползли слухи, что лучшие куски мяса и самая свежая выпечка попадали на его уединенный стол. После трапез являлись другие посетители, некоторые не уходили до рассвета.

Выбравшись из темницы, Эгист уделял Оресту пристальное внимание. Ему, очевидно, доложили, что это Орест убил Клитемнестру, и Орест видел, что мысль эта и ошарашивала бывшего материного любовника, и углубляла его интерес к ее сыну.

Как-то раз, когда старейшины обсуждали замысел обводнения и Эгист заговорил, Орест перехватил взгляд Электры. Она мрачно ему улыбнулась, Орест ей кивнул. Ему было ясно, что его сестра не намерена терпеть Эгистово присутствие чересчур долго. Что бы там ни думали себе Леандр или старейшины, Орест понимал, что, когда все остальное уляжется, Эгиста втихаря прикончат. Орест все еще хранил нож, которым убил мать. Прятал у себя в комнате. Пусть Электра подаст знак, и Орест будет готов применить этот нож вновь.

После возвращения Леандра они ни разу не разговаривали ни о месте, где их держали, ни о побеге, ни о доме старухи, ни о Митре. Случившееся в то время теперь приходило Оресту на ум – отдельными мгновениями, одинокими образами, вспышками памяти, и от этого они были ярче, потому что их непросто было соединить между собой. Он чувствовал, что Леандр, выяснив, как близко было после их побега освобождение, не желал обсуждать те годы. Они будут обречены на забвение, думал Орест. Хотя и не мог навестить то время вместе с Леандром, он, когда был один, сам воскрешал их в воображении. Но этого не было достаточно: воспоминания усохнут, сожмутся, истают, пока не придет пора, когда случившееся станет небылью. Орест будет единственным помнящим.

Несколько раз он сталкивался с мальчиками – теперь уже взрослыми мужчинами, – что были в заточении вместе с Орестом, и видел, что после того, как он вернулся, они его избегают. Разумеется, думал он, лишь теперь он вновь начал слышать их имена. Они приходили во дворец со своими отцами, кивали ему из учтивого узнавания – но не более.