Ей дали масла, чтобы соскрести с тела грязь, и она отошла в сторону, желая совершить омовение. И грубые воины, как один, без всякого приказа, отвернулись, чтобы не повергать её в смущение. Волосы сестры за время скитаний спутались и сбились в колтуны, так что расчесать их оказалось невозможным, и Европа попросту обрезала пряди ножом, полученным от одного из бойцов.
Когда мы вернулись из пещеры к месту нашей стоянки, оказалось, что Чада Лона совершили вылазку. Всё остававшееся в лагере было или украдено, или подожжено. Правота Европы больше не вызывала сомнений: нам следовало вернуться к кораблям, пока болотные карлики не захватили или не уничтожили и их. Дядя имел твёрдое намерение отослать нас с сестрой домой немедленно, как только мы выберемся к побережью.
Но оказалось, что у Европы на сей счёт было иное мнение. Она объявила, что отправится на север сама по себе; что же до отряда и старших родичей, то пусть они все провалятся в Аид.
— Ты ещё ребёнок и обязана повиноваться! — возмутился отец. — Клянусь Зевсом, ты будешь делать то, что прикажу я!
— Я имела дело с богиней, — возразила Европа, указав в сторону входа в нижний мир, — и без моей помощи никому из вас не выбраться отсюда живым.
И опять в её голосе прозвучала такая уверенность, что взрослые мужчины согласились выслушать наставления четырнадцатилетней девочки.
Первым делом Европа велела изготовить мокроступы, которые позволили бы людям пройти по трясине в обход частокола и защитили бы их ноги от вбитых в болотное дно отравленных кольев. Далее, она предложила уходить по двое, чтобы каждый из пары прикрывал товарища щитом. Руки и ноги следовало укутать тряпками, листьями или травой. И ведь верно, это могло послужить некоторой защитой от отравленных шипов и колючек. Двигаться надлежит молча, дабы не привлечь внимание богини, причём воздерживаться от восклицаний необходимо даже в бою, перед лицом смерти.
Наконец всё было готово. Вытребовав и получив коня, щит и копьё, Европа первой бросилась на прорыв, и наш отряд, следуя за ней, пробился к побережью, к позициям наших товарищей, охранявших корабли. Правда, трое из них, захватив лодку, уже пустились в самостоятельное плавание, надеясь добраться до дому. Болотные люди отступили, и остальные афиняне поспешно взошли на суда.
И снова отец потребовал, чтобы мы с Европой приготовились к отправке домой. И Европа вновь отказалась повиноваться.
— Моё дитя, тебе всего лишь четырнадцать! Ещё шесть месяцев — и ты станешь невестой.
— Никогда!
Обступившие сестру воины дивились её неслыханному безрассудству. И первым среди них был царевич Аттик, наречённый жених, которого она теперь публично отвергла.
— Ты пытаешься заткнуть мне рот, отец, опасаясь, что мой будущий муж, услышав столь дерзкие речи, не захочет взять меня в жёны! — не унималась Европа. — Но разве ты спрашивал меня, нужен ли мне муж и пойду ли я замуж? Так вот, мой ответ: нет! Ни один мужчина не будет властвовать надо мной.
— Прежде всего над тобой властвую я! — вскричал отец и занёс руку, чтобы отвесить ей оплеуху.
Но тут на его пути встал царевич Аттик. Европа шмыгнула ему за спину, выглядывая оттуда, как разъярённая кошка, готовая, если потребуется, царапаться и кусаться.
Отец в изумлении отступил.
— Клянусь богами, — пробормотал он, обводя единым жестом и меня, и сестру, — что за парочку адских кошек я породил?
Аттик прекратил этот разговор, сменив тему. По его словам выходило, что пока не может быть и речи о возвращении в Афины всего нашего отряда или какой-либо его части. Ибо возвращение означало бы, что кровь пролилась напрасно и хорошие люди погибли зря. Весть о нашем поражении наверняка донесут до дома трое дезертиров и представят всё случившееся в выгодном для них свете. Что же до него самого, то Аттик предпочитает смерть бесчестию.
— Я никогда не предстану перед своими отцом и матерью или перед родителями павших с вестью о позорном провале, — заявил Аттик, после чего обратился к Европе: — Ты последовала сюда за амазонкой Селеной?
— Да.
— Ты хотела присоединиться к ней?
— Да.
— И убежать с нею в Дикие Земли?
— Да.
— Но Селена отказала тебе, не так ли? Она не захотела иметь с тобой дела. Обозвала девчонкой и велела убираться домой.
Выражение лица Европы не позволяло ошибиться: именно так всё и случилось.
— Ты ненавидишь её за это. Ты ненавидишь Селену.
Моя сестра промолчала. Но эти слова и не были вопросом.
Читать дальше