Стивен Прессфилд - Последняя из амазонок

Каждая амазонка не только знает поимённо всех соплеменниц и известна им всем, но ещё и состоит со всеми ими в той или иной степени кровного родства. В детстве, если я совершала проступок, скажем проходила между старшей и костром или позволяла себе насмешки в адрес раненых или больных, меня тут же, с любовью, но и строгостью, брала в оборот какая-нибудь тётя кузины сестры или сестра кузины тёти. Точно так же и я, выросши, считала себя обязанной следить за поведением дочерей племянниц моих кузин и тому подобных родственниц, которых, всех без различия, считала «родной кровью».

Таким образом, несмотря на то что связи между родными матерями и дочерьми никогда не бывают слишком тесными, ни одна амазонка (если использовать это, чуждое самому свободному народу, эллинское прозвище) даже вообразить себе не может, что такое отстранённость, отчуждение или одиночество. Все они представляют собой единую семью.

Такое общественное устройство есть подражание сообществу лошадей, где даже в многотысячных табунах все знают каждую и каждая знает всех. Само собой разумеется, что наших лошадей мы знаем столь же хорошо, как и друг друга. Чужаки поражаются способности шестилетних девочек, войдя в загон, в темноте безошибочно находить свою лошадь среди сотен других, не подзывая её к себе даже шёпотом. Кому-то это кажется колдовством, но никакой магии тут нет. Лошадь просто-напросто узнает подругу-ребёнка по шагам и подходит к ней без зова. Во владениях свободного народа вы никогда не найдёте лошади с клеймом или с меткой на ухе: на наш взгляд, это просто дикость.

Когда Тесей явился к Курганному городу и принялся расхваливать образ жизни, принятый в Афинах и других эллинских городах, то в основном он упирал на понятие свободы, то есть на право каждого гражданина Афин стать тем, кем пожелает. У Антиопы это вызывало смех. Даже если оставить без внимания тот факт, что в «свободных» Афинах ни одна женщина, кроме гетеры — то есть, иными словами, шлюхи, — не имеет права выйти на улицу без разрешения её господина-мужчины, провозглашаемый Тесеем порядок, по её словам, являлся для людей не благом, но безумием и несчастьем.

— Кто более счастлив, шторм или океан? — вопрошала она. — Такое разграничение бессмысленно, ибо шторм есть океан, а океан есть шторм. Я прошлась по улицам городов и, заглядывая в глаза каждого встречного незнакомца, не увидела в них ничего, кроме одиночества. По всему чувствовалось, что эти люди являются чужаками не только для меня — это как раз неудивительно, ведь и я была для них чужестранкой, — но и друг для друга. Подумать только, они знали друг друга не лучше, чем меня и чем я, чужестранка, знала их. Но если так, то они не знают и самих себя, ибо как можно знать себя, не зная тех, кто находится рядом? Как быть сестрой, не имея сестры? Однажды, в окружённом стенами городе, называемом Эдесса, я наткнулась на улице на умершего человека. Невероятно, но его сограждане переступали через мёртвое тело и спешили по своим делам, даже не прервав разговора. Ты называешь нас дикарями, Тесей. Однако именно мы не забыли о подлинной, возвышенной и благородной любви, что связывает нас всех воедино, не выделяя, но и не отделяя никого от прочих. Не вам, но лишь нам известно, что такое подлинная свобода!

Девочек тал Кирте воспитывают не в школах и не по прописям наставниц: они формируют себя сами, повинуясь велениям Эал, матери-природы. Именно она представляет собой ту великую книгу, страницы которой мы читаем одну за другой, тогда как дети эллинов под присмотром учителей корпят над невразумительными рукописями. Меня взрастила лошадь. Она научила меня молчанию и уединению. Она научила меня просыпаться и засыпать, бегать и отдыхать, рождаться и умирать. Лошадь научила меня кататься по песку от радости, научила терпеть зной, холод и голод. Лошадь научила меня мечтать. Всем, что я знаю, я обязана ей, а также небу, буре и степи.

В младенчестве девочки нашего племени ездят на бёдрах своих родных и двоюродных сестёр, а поскольку те всё время проводят в седле, можно с уверенностью сказать, что ездить верхом наши дети обучаются раньше, чем ходить. Все мои детские впечатления связаны с лошадью. Я привыкла воспринимать себя и её как единое целое, и отказаться отгороженной от неё стенами, как случилось со мной в Синопе, было бы тем же самым, что отгородиться от воздуха и от солнца.

Для всех тал Кирте наивысшим авторитетом является бабушка, мать матери. Она несёт ответственность за девочек, и если одна из них умирает или погибает в бою, тело доставляют именно к ней. Мать матери обряжает покойницу, обмывает её, обеспечивает оружием, утварью, украшениями, провизией и всем тем, что будет погребено вместе с павшей и её лошадью, включая бронзовое зеркало, заглянув в которое душа умершей узнает себя в последующей жизни.