Софы Сматаев - Песнь моя — боль моя

Куат исподволь наблюдал за ним, потом окликнул Махова:

— Падес…

Федосий даже вздрогнул, — видно, глубоко ушел в свои, мысли.

— Падес, я вот подумал…

— О чем?

— Ты найдешь Курану… Она здесь единственная русская, и все ее в округе знают. Расспроси людей…

— Ты прав, Груню многие знают. Но где ее искать? — В голосе Федосия мелькнул отблеск надежды.

— Не теряй времени зря. Направляйся к Каратау. Там аулы погуще, кто-нибудь да укажет ее след. Главное — не перестать надеяться. — Куат забрал Тасбулата у Федосия и передал его Аршагуль.

— Нет, Куат, я не согласен. Может, ты и прав, но я не могу вас покинуть. Отбиться от вас в такое трудное время, идти в одиночку…

— Почему в одиночку? Я дам тебе Расиха и еще одного джигита. Они тебя в беде не оставят.

— Ты меня не понял, дружище. Ойроты гонятся за нами, не дают пощады, а я вас брошу, будто хочу спасти свою шкуру, неужто совесть позволит мне сделать такое? И насчет Расиха ты не прав. Расих отважен и умен, он знает, как обезоружить врага, такой человек сейчас незаменим. Да и я подсоблю тебе, как умею. Спасибо за поддержку, но в эти грозные дни я не могу думать о себе… Пойми, это будет похоже на бегство.

— Ты не убегаешь, а пойдешь искать свою семью.

— Это сейчас одно и то же. Не могу я… Если бог помилует Груню, она убережет детей. Будем живы, так встретимся. А бросить вас я не могу.

Куат крепко обнял его.

— Эх, Падес! Ты настоящий джигит! Долг и честь для тебя превыше всего. Если все русские такие, мы крепко подружимся с вами. На душе стало легче после твоих слов. Общие радости и горести еще больше сплотят нас в эти смутные времена. Я предложил тебе от души: хотел, чтобы ты нашел свою милую жену и детей, но, оказывается, чуть не обидел тебя, прости!

— Полно, хватит, тамыр! Сейчас не до нежностей. Мы проверили нашу дружбу в эти лютые дни, теперь ее ничто не разрушит. Пора перейти от слов к делу.

Перекусив, два друга легли рядом, укрылись одним чапаном.

Теплое дыхание Федосия словно вливало в Куата силу. «Какой Падес честный, какой справедливый! — думал он. — Не хочет поступиться совестью даже на вершок. Беды и тяготы нашего народа он принял как свои. Это простой крестьянин, а какие тогда — образованные люди русской страны? Эх, если бы там узнали о нашем горе… Наверное, они помогли бы нам, защитили от врагов. Если бы дядя Жомарт был жив, нашел бы выход. А где славный Казыбек-бий? Неужели он не видит, как бедствует народ, какие потери мы несем? А всему виной — разъединенность, замкнутость нашей жизни. Нам давно следовало сплотиться с русскими. Как жаль, что хорошие мысли приходят так поздно… Падес не пошел искать свою Курану. Значит, я возьму хлопоты на себя, расспрошу людей. Доброму человеку его доброта должна вернуться… Может, Падес еще найдет своих…»

Поверив на мгновение в это, Куат пристально посмотрел в ночное небо, усеянное звездами. Потом бережно укрыл Федосия. «Ему надо выспаться. Кто знает, что ждет нас завтра. В каждом бою Федосий — первый, рвется и самое пекло, совсем не бережет себя. Обидно, если он погибнет от вражеской руки. Теперь буду охранять его. Стыдно — не уберечь единственного русского. Как тогда я посмотрю в глаза Куране, его детям?»

Утром они снова отправились в путь. Кочевье нагрузило свою поклажу, девяносто джигитов сели на коней.

Федосий с Куатом хотели уйти от погони, не дать шерикам забрать в плен женщин и детей. Укрытием для беженцев должен был стать Каратау.

День выдался ясный, дождливую весну сменило жаркое лето, выглянувшее солнце осветило бурую прошлогоднюю зелень.

— Джигиты, мы устроим засаду на холме Куйдурги, лучше места не найдешь, — сказал Куат и пришпорил коня.

В полдень они увидели внизу столб пыли, а затем — скачущего всадника. Все следили за Куатом, но он пока не подавал команды.

Всадник приближался; вдруг ему наперерез кинулись конники. Сомнений не было — то скакали ойротские шерики.

— Эх, жаль беднягу! — промолвил кто-то.

Одинокий всадник резко повернул коня, пытаясь уйти от шериков, но их резвые кони, широко выбрасывая ноги, уже настигали его.

— Аллажар! — крикнул Куат.

Вмиг его джигиты были в седлах.

— Расих! — скомандовал Куат. — Из-за десяти шериков не стоит рисковать всем. С десятком своих молодцов бросишься им наперерез. Живо!

— Нет, батыр! Дозволь мне сразиться с ними! — попросил Федосий.

Куат жалел Махова, но и отказать ему не мог: он знал безудержную отвагу Падеса.

— Ладно, тамыр, будь по-твоему. А ты, Расих, прикроешь его. Аллажар!