Валерий Воскобойников - Довмонтов меч

Сколько за это время было надарено подарков всем, кто увивался вокруг хана, сколько им шёпотом песен напето!

— Не пора ли? — нетерпеливо спрашивал князь Андрей.

— Подожди, князь, немного подожди, овощ не вызрел.

Но однажды он сам сказал князю:

— Вот он, наш час!

— Вижу, твой старший брат не хочет ехать в Орду, — сказал при последней встрече хан, — друзьям не надо прятаться от хана, твой брат не считает себя моим другом.

Князь Андрей, едва сдерживая волнение, потому что всё уже было решено, ответил:

— Мой брат строит крепости в Новгороде, он думает, что этим оградит себя.

— Зачем строить крепость? Моя конница — вот лучшая крепость. Ты каждый год водишь свои дружины и приносишь мне победу. Ты — великий князь, а твой старший брат больше не друг Орде, пусть он строит свою крепость. За стену от хана прячется тот, кому есть из-за чего бояться.

Князь Андрей Александрович выходил от хана задом, пятясь и низко кланяясь, но руки у него мелко дрожали от счастья. Он достиг своей мечты, и теперь никто не сможет остановить его.

С многими тысячами татарского войска князь Андрей подступил к Мурому и велел всем удельным князьям явиться к нему в татарский стан для подтверждения права на свои владения.

Князья, дела которых только что так справедливо судил Димитрий Александрович, один за другим потянулись на поклон к новому великому князю.

— Так не по закону! — пробовал остановить их старший брат. — Или вы забыли Правду и лествичное право?

— За тобою лествичное право, а за ним — татары, — отвечал старик князь Стародубский, который уж десять лет никуда не выезжал и по причине дряхлости с трудом держался на лошади.

— Разве я только что не вернул тебе отнятое княжество? — вопрошал Димитрий молодого Константина князя Ростовского, — зачем же тебе ещё одно подтверждение права?

Тот отводил глаза в сторону и молча собирался с боярами в Муром на поклон.

Князь Димитрий, оставив Владимир, примчался в Переяславль. Он перехватил нескольких переяславских бояр, те, также молча и виновато, отъезжали из города. И он знал, к кому они отъезжают!

— Будем обороняться! — приказал Димитрий Александрович. — Нельзя, чтобы сила победила Правду.

Оставив вместо себя старого героя боярина Гаврила Олексича, князь устремился в Тверь. Святослав Тверской уже был в Муроме. Оставалась одна надежда — на Новгород, на его полки.

Стоял декабрь. После ранних морозов выпало много снега. Дороги лежали пусты, неезжены. Ни один обоз не попался Димитрию Александровичу навстречу. Кони пробивались через сугробы, небольшая дружина была измучена.

Дочки, жена оставались в Новгороде на княжьем дворе. Казну он упрятал в Копорье, и о том знали только верные люди. Хотя бы это успокаивало князя.

«С новгородскими полками займу Тверь. Самого младшего брата, Даниила, трогать не буду, ещё годами не вырос, да и сил у Москвы никаких. Потом поставлю свои дружины в Ростове, Белозерске — князья сразу придут на поклон ко мне. Вызовем Андрея на суд, позову митрополита...» — так рассчитывал князь, подъезжая к Ильменю.

До Новгорода оставалось подать рукой. На озере его встретили хмурые новгородские бояре:

— Стой, князь, нельзя тебе дальше.

— Да вы хоть поздоровайтесь, или я не князь ваш?

Димитрий Александрович так и остался в седле. Позади, за боярами, стояло большое войско. Бояре, не спешиваясь, на заиндевелых лошадях загораживали князю к нему путь.

— Давно, видать, поджидаете, лошадей застудите, да и сами окоченели. Пустите к войску, с ним говорить буду.

— Ты не князь нам больше, что тебе до нашего войска?

— А вече?

— Вече нас и послало. Поворачивай назад, князь.

— В Новгороде у меня жена, дочки.

— Они у нас в залоге. Уйдёт твой зять из Копорья — сразу и получишь дочек.

Хоть это известие обрадовало князя Димитрия.

— Поворачиваем на Руссу, — скомандовал он дружине. На пути в Руссу, в небольшом селении, они остановились, заняв несколько изб, отогрелись. Несколько верных бояр совещались с князем, как быть.

В те недели Псков был взбудоражен новостями из Низовой Руси — так называли всё, что было дальше Твери и Владимира.

Довмонт с боярами совещался каждый день. Новости же приходили одна страшнее другой. Во Псков — через Волок Ламский, через заваленные снегом леса, замерзшие болота и реки — бежали из-под Суздаля, Мурома, Ростова, спасаясь от нового нашествия, люди. Добирались те, что шли на лошадях. Пешие позже станут подходить, если кто дойдёт, не сгинув на пути. Они и несли с собой печальные вести.