Валерий Воскобойников - Довмонтов меч

— Эти книги, которые я получил недавно, написаны моим великим учителем Абу Али Ибн Синой. Но разве ты можешь читать по-арабски?

— Откуда же мне знать вашу грамоту? — удивился инок Кирилл. — Многих удивляет уже то, что я разбираю греческое письмо и латинское. Один из наших первоучителей, Кирилл, именем его я и назван, знал арабский. А что сделал твой великий учитель, что ты так ценишь его книги?

— Я назвал его своим учителем, так же как ты можешь назвать Кирилла. Абу Али Ибн Сины нет уже более двухсот лет, но его размышления и науку о врачевании по-прежнему чтут все, кто пытается сделать человека здоровым.

— Так он был лекарь?

— Он был великим врачевателем. Тебе простительно не знать его имени, ведь он жил столь далеко отсюда. Но я вижу, что ты образованный человек, и буду рад многому у тебя научиться.

Так беседовали они в тот день. А потом часто стали встречаться. Иногда старик приходил к иноку. В монастырь, естественно, он не входил, но неподалёку — под берёзой на лавочке, срубленной из бревна, — они часто сидели и вели учёные беседы.

— Смотри не обасурманься, — сказал ему однажды игумен Исидор, — пойдём-ка вместе помолимся на коленях перед ликом Спасителя.

И они оба смиренно молились до утра. О чём молил Господа игумен — инок Кирилл мог догадываться. Игумена сильно тревожило многое — и судьба обители, и самого Дома Святой Троицы. Инок же Кирилл молился о просвещении своего разума, ибо со всех сторон его одолевали мучительные, тревожащие душу вопросы, на которые не мог найти он ответа ни в книгах старинных учителей, ни в разговорах учёных.

К концу лета главная часть новой стены была отстроена. Внутри же крома, который ограничивала стена старая, Довмонт предложил сделать амбары и хранить там городские запасы хлеба, а также и запасы именитых людей.

Бояре на совете это только приветствовали. Зимой внутри Довмонтовой стены, так прозвал её сам народ, строили дружинную избу, посадниковы хоромы. Позволил город построить каменные хоромы и самому князю.

Строила своя артель из такого же псковского камня, что и стену. Однако приказал Довмонт под большим секретом прорыть из подвала хором два тайных хода — оба спускались под стены и выходили в разных местах берега реки Великой.

— Даст Бог, никогда не понадобятся, — объяснял князь артельному старосте, — но иметь всё же надо.

Старый рыцарь Лукас был приставлен к установке ворот. На своём веку он немало перевидал крепостей. Одни брал штурмом, другие — оборонял. И мог с закрытыми глазами рассказать об устройстве крепостных механизмов. Он даже поссорился с италийскими мастерами, которые предложили было свой механизм.

— Тот механизм старинный, медленный, — доказывал Лукас князю, — теперь строят другие. С тем механизмом ты или останешься за воротами, или врагов впустишь.

— Надо ли верить ему, князь? — настороженно спрашивал воевода, который в эту зиму всё болел. — А не заслан ли он к нам рыцарями? Рыцарь от рыцарей запоры ставит — не потеха ли?!

— Посмотрел бы ты, Якунович, чему он твоих ратников научил, не спрашивал бы.

Ратники и в самом деле могли теперь без опаски сходиться с дворянами Божиими.

— Теперь один наш ратник трёх рыцарей побьёт и четвёртого с коня сбросит.

Воевода послушался, кряхтя выбрался из своих хором и взглянул на потешный бой, который ратники учинили специально для него вечером на торгу, чтобы старику далеко не ходить. Посмотрев, воевода остался доволен.

— А пускай будет, как этот твой Лукас советует.

Рыцарь не отходил от кузницы, когда ковали решётку. Работа эта была нелёгкая. Для неё рядом с пустым проёмом будущих ворот построили специальную кузню. Решётку по команде кузнецов приподнимали и поворачивали несколько здоровых парней.

Лукас сам пробовал её крепость, ворчал, в двух местах заставил перековать. Когда работа была исполнена, он собрал десятка три ратников, чтобы установить её в приготовленный заранее механизм.

Механизм испытали — он и в самом деле работал на славу. Ворота быстро открывались и закрывались, решётка опускалась и поднималась.

В Завеличье, в немецкой слободе, стояла корчма. Там потчевали хорошим пивом. Иногда корчмарь, если заходили почётные гости, доставал скрипку и наигрывал простые мелодии.

— Это песни моей родины, — объяснял он посетителям. Порой посетители сидели за крепкими столами, обнявшись, корчмарь наигрывал им на скрипке, и они все дружно пели песни его родины. Песни эти были и их песнями — многие из них пришли на Псковскую землю из земли немецкой.