Валерий Воскобойников - Довмонтов меч

— Литвинов надо благодарить, не пошли Бог вовремя литвинов — все улицы бы спалились, — повторяли жители, а потому стали звать их под свои крыши, хотя бы на первую ночь.

Десятка полтора человек — псковитяне и из Довмонтовой дружины — сильно пострадали во время тушения. У некоторых вместо обгоревших волос на голове зияли водянистые раны, у других были обожжены плечи, спины, ноги. Но особенно обгорели немецкий рыцарь и безногий старик, которого он вытащил из дымящегося дома.

И тут перед Довмонтом возник Убайд:

— О страдальцах не думай, князь, мы с учителем поможем им.

— Я помочь, помочь, — согласно закивал старик Ибн Хафиз.

— Кто такие? — удивился псковский воевода.

— Лекари, у рыцарей отбили. Говорят, у себя в стране знаменитые люди, — объяснил дядька Лука.

Ибн Хафиз снял с ослика, который послушно стоял рядом, свой большой соломенный плетёный кузов, раскрыл его, расстелил на земле кусок ткани и, приговаривая что-то под нос на своём языке, выставил несколько глиняных горшочков, покрытых цветной эмалью.

Убайд, со своей разбойничьей рожей, тоже склонился над горшочками, о чём-то спрашивал учителя, тот ему отвечал. А потом Убайд принялся обходить всех обгоревших, что сидели у реки, слегка постанывая. Осторожно касаясь пальцами, он принялся наносить им мази на раны.

С этими мазями разбойничья рожа подошёл и к князю. У Довмонта тоже было слегка обожжено плечо: упал сверху горящий кусок дерева, взметнувшийся к небу вместе с пламенем. И когда Убайд коснулся пальцами его раны, Довмонт ощутил приятную свежесть, а на лице ученика знаменитого лекаря была такая нежность, какая бывает лишь у матери, баюкающей младенца.

— Беда, совсем беда, — показал он Довмонту на рыцаря-немца, который сидел, полуприкрыв глаза, в забытьи, — такой сильно обгорелый не живёт. Другие живут, и безногий живёт, а рыцаря к себе зовёт его Бог. Но мы будем стараться.

— Всё в руках Божиих, — подтвердил воевода слова иноверца.

Посадник Борис отдал прежний свой дом старшему сыну, а сам переселился в новые хоромы, недавно выстроенные. Как все улицы и дворы во Пскове, посадников двор тоже был замощён, и в дальних углах дерево ещё не потеряло свежести.

Главная часть города располагалась на мысе между реками Великой и Пековой. Там стояли хоромы псковских бояр, пустующий княжий терем. Вблизи высилась каменная стена крома-кремля. За боярскими хоромами было знаменитое место — торг. А дальше, до Усохи — старинного русла реки Псковы, — дома посадских людей.

Смыв сажу и переодевшись в новое, Довмонт с дядькой Лукой и знатными своими дворянами проехали по наплавному мосту, под которым плескались воды, поднялись по высокому берегу и вошли в городские ворота с двумя сторожевыми башнями по бокам. Это была деревянная стена, она охраняла старинную часть посада. Довмонта сопровождал воевода с псковскими боярами. На них глазели псковские жители: не каждый день просят у города убежища литовские князья со своим родом. Так они и приблизились к посадниковым хоромам.

Степенной посадник Гаврило Лубинич вышел встречать их к воротам, слуги приняли коней, а он сам повёл гостей в летний дом к застолью.

Едва они взглянули друг на друга — как сразу друг другу и понравились.

— Что, князь, — улыбаясь, пошутил посадник, когда удобно рассадил почётных гостей по лавкам, — ещё и в город не въехал, а уже помощь подал? Помощь твоя нам понадобится, и скоро, только об этом поговорим поутру, а сейчас отдыхайте после дальней дороги.

Было видно, что хозяин старался ублажить гостей яствами. Возвышался здесь и жареный лебедь на подносе, чудесно убранный перьями, словно живой, и молочные поросята, принесённые слугами прямо с вертелами, на которых они запекались, и кой-какие заморские кушанья, которые Довмонт пробовал впервые.

Довмонт с удовольствием оглядывал добротный новый дом, крепкие широкие лавки с узорами по бокам, выбеленную скатерть с красными цветистыми узорами. И так ему захотелось домашнего уюта — того, что устраивали они в своих хоромах вдвоём с его девочкой, с его красавицей Анной.

Только гости с хозяевами расположились к доброй беседе, только появились гусляры, как на улице послышался конский топот, шум голосов, кто-то требовал хозяина, а кто-то его не пускал.

Потом появился слуга, и по лицу его было понятно, что он должен сказать посаднику важное.

— Простите, гости дорогие, — извинился, улыбнувшись, степенной посадник, — что там у тебя? Комары заели или блоха загрызла?