Иван Франко - Стихотворения и поэмы. Рассказы. Борислав смеется

Небо синее, порою
видное в раствор пещеры, —
светлая моя надежда
отойти в небесный путь.

Солнце ясное, в пещеру
сыплющее при восходе
пламя — золото и пурпур, —
лучезарный божий дух:

он в блаженные минуты
грешный разум человека
всеми радостями рая
одаряет без конца.

Море ж синее, беспечно
искрящееся на солнце,
но ревущее сердито
здесь внизу, у грозных скал, —

это образ нашей жизни,
привлекательный и ясный,
если глянуть издалёка, —
мрачный, яростный вблизи.

Вот мой мир. Что было бренно —
все исчезло. Стихли крики,
голоса житейской битвы
до меня здесь не дойдут.

Все исчезло — все тревоги,
все заботы, все волненья,
все, что душу отвращает
от возвышенных путей.

Остается лишь величье
постоянства и покоя —
о великом лишь и вечном
помышляй, душа моя».

Так наедине с собою
говорил в пещере старец —
тот, кого Виш енским звали,
кто отныне мертв для всех.

Говорил он не устами —
издавна уже устами
говорить он разучился,
внемля голосу души.

И в углу своей пещеры
сел на камень он, плечами
оперся о свод холодный,
тихо голову склонил.

Голова его большая
на иссохшей, длинной шее
наклонялась мимовольно,
как тяжелый, спелый плод.

Бородой о грудь опёршись,
вдаль глядел он неподвижно
и сидел так долго, долго,
как бы погруженный в сон.

Поначалу все, казалось,
смерклось перед ним, и дрожью
сотряслось худое тело,
помутилась мысль его.

А потом, теплом повеяв,
разливая в теле сладость,
что-то нежно и щекотно
прикоснулось вдруг к нему.

На мгновенье — мать мелькнула:
да, вот так, в далеком детстве,
мать, лаская, щекотала
сына, и смеялся он!

Слухом после ощутил он:
словно нити из алмазов,
звук протяжный вдруг возникнул —
ласковый и светлый звук!

И, как мотылек к лампаде,
так душа стремится к звуку,
и все больше, больше звуков,
всё стремительней они.

Вот слились они рекою
в гармонических аккордах —
кажется, в аккордах этих
слиты небо и земля.

И плывет душа аскета
в гармоническом потоке,
точно лебедь, колыхаясь
по волнам — то вверх, то вниз.

Между небом и землею
вверх и вниз душа аскета,
колыхаема, несется
все свободней, все быстрей!

И поток гармоний этих
светится, цвета меняя:
то лиловый, то лазурный,
то пурпурно-рдяный цвет.

Вот из этих волн пурпурных
брызнул пламень золотистый,
огненный вулкан взметнулся,
реки света пролились.

Разлилось сплошное море
света ясно-золотого,
изумрудно-золотого,
ярко-белого, как снег.

Бьют каскады световые,
исполинские колеса,
радужным огнем играя,
катятся по небесам.

И незримою рукою
ткутся огненные ленты,
ткутся мириады звуков,
наполняя целый мир.

Собираясь, разбегаясь,
смешиваясь, собираясь, —
как в стекле калейдоскопа,
вся вселенная плывет.

Как дитя, душа аскета
потонула в этом море
звуков, красок, в этом ярком
празднестве, — и он заснул.

День за днем идут, сменяясь,
как в безбрежном океане
за волной волна проходит,
как на небе — облака.

В тишине пещеры старец
вновь на камне неподвижно
почивает, взор уставя
в ярко-синий свод небес.

Вдруг — о, чудо — шевельнулось
что-то! На почти не видной
нити с потолка пещеры
опускался вниз паук.

Затаив дыханье, старец
следовал за ним глазами,
как за неким чудом или
пришлецом с другой земли.

А наук меж тем проворно
сверху донизу у входа
нитку натянул, по нити
снова кверху побежал.

И забегал неустанно,
добывая, заплетая
нить, и вскоре паутина
вход в пещеру заплела.

Мыслит старец: «Видно, это
жизнь земная посылает
соглядатаев за мною,
хочет выследить она —

нет ли малой паутинки,
чтоб связать с былою жизнью
дух мой, и по этой нити
помыслы увлечь мои?

Сей паук, быть может, — дьявол,
он своей лукавой сетью
хочет уловить, проклятый,
думы и мечты мои».