Иван Франко - Стихотворения и поэмы. Рассказы. Борислав смеется

Посреди согбенный старец,
сморщенный, седобородый,
в самотканой власянице,
крест березовый несет.

Крест из двух кусков березы,
а от моря ветер веет,
борода седая старца
разметалась по кресту.

И плывет усталый голос
в лад с напевом монотонным,
повторяющим уныло:
«Со святыми упокой!»

По тропе крутой, змеистой,
крестный ход идет все дальше,
лугом, лесом — прямо к морю,
а оно шумит вдали.

Над цветеньем рощ несутся
похоронные напевы,
над пахучими лугами
стелется кадильный дым.

Вот остановились люди
у отвесного обрыва,
над бездонной глубиною,
ужасающей сердца.

Как твердыня из гранита,
голая скала отвесно
поднялась из бездны моря
в голубую вышину.

Глянуть сверху — челн на море,
колыхаемый волнами,
кажется как белый лебедь
на безбрежной синеве.

Глянуть снизу — эти люди
у отвесного обрыва
кажутся овечьим стадом,
что пасется на скале.

Снизу виден в той твердыне
черный четырехугольник —
исполинскою печатью
в половине высоты.

Это виден вход в пещеру,
вход в могилу для живого,
высеченную когда-то
и неведомо зачем.

Не пробраться в ту пещеру
ни ползком, ни по ступеням,
можно только на канате,
точно птица, долететь.

На краю скалы приметен
след, протертый здесь канатом,
как не ложная примета,
что внизу — в пещеру вход.

Тут остановились люди,
стали править панихиду…
Где же тот, кого хоронят?
Где блаженный тот аскет?

Отслужили панихиду,
и последнюю молитву,
преклонив колена, шепчут
схимники и чернецы.

И встает игумен первым,
и встают за ним другие,
тишина вокруг настала,
только моря слышен гул.

И тогда, возвысив голос,
говорит игумен старцу,
посреди толпы монахов
предстоящему с крестом.

Старец Иоанн, пред богом,
перед солнцем лучезарным
и перед крестом господним
заклинаю я тебя!

Отвечай чистосердечно:
по своей ли доброй воле
и по зрелому решенью
ты идешь в пещеру?

Да.

Отрешился ли ты сердцем
от греховных помышлений,
от соблазнов бренной жизни,
от друзей и от родных?

Отрешился ли навеки
от всего, что дух уводит
прочь с единственной дороги
к вечному покою?

Да.

Взвесил ли умом все бремя
испытания, все муки
одиночества в пещере,
искушений маету?

Взвесил ли умом всю горечь
бесполезных сожалений,
яд раскаянья, готовый
отравить твой подвиг?

Да.

Восхвали же имя бога!
он внушил тебе сей подвиг,
пусть же бог тебе поможет
до конца пройти сей путь!

До сих пор между живыми
был ты — Иоанн Вишенский;
но отныне это имя
вычеркнуто на земле.

Так ступай своей дорогой!
Крест, какой в ладонях держишь,
вот тебе наш дар единый,
и не надобно иных.

Пропитание, какое
телу твоему потребно,
брат ключарь еженедельно
будет опускать тебе.

Так прощай! И в знак прощанья
поцелуй прими последний.
Да сподобит нас всевышний
вскоре отойти к нему! —

Целовал игумен старца,
прочие монахи тихо
руки старца лобызали
и его одежд края.

После двое самых младших,
преклонившись, обвязали
старца, и концы каната
крепко стиснули в руках.

И перекрестился старец,
подошел к обрыву смело,
сел и начал опускаться
в ужасающую глубь.

Ветер буйно дул от моря,
бороду седую старца
развевал, и он, прижавши
крест к груди, ушел из глаз.

«Здравствуй, мирная обитель,
пристань тихая, благая,
о которой непрестанно
тосковал я с давних пор!

Камень, ставший мне оградой, —
знамя веры необорной,
мой приют, мое жилище,
изголовье и покров.

Крест вот этот — мой товарищ,
спутник мой в годину скорби,
оборона от соблазна
и опора в смертный час.