Олег Игнатьев - Ключи от Стамбула

С падением Плевны закончился второй этап войны и начался третий. Завершающий. В Порте возник вопрос о смене военного министра. В греческих и армянских церквях появились воззвания против службы в армии султана. Падение Плевны подняло боевой дух всех балканских народов и сильно напугало Порту. Понимая, что русские не станут топтаться на месте, а, высвободив несколько ударных корпусов, устремятся к Стамбулу, султан Абдул-Хамид II уже тридцатого ноября обратился к правительствам европейских держав с просьбой о посредничестве в деле перемирия. Но ни Англия, ни Германия, ни Австро-Венгрия, крайне заинтересованные в решении восточного вопроса в свою пользу, не спешили выступать в столь непривычной для них роли миротворцев. Британский кабинет просто направил просьбу турок в Петербург. После ряда совещаний Александр II принял решение не начинать никаких мирных переговоров до тех пор, пока турецкое правительство не признает основных русских условий, связанных с заключением мира, а именно: Порта должна предоставить полную автономию Болгарии, Боснии, Герцеговине, а так же признать независимость Черногории, Сербии и Румынии. Ещё султанское правительство должно было сделать Босфор и Дарданеллы доступными для торговых судов всех нейтральных государств. Помимо этого, Турция должна была покрыть военные издержки русской армии. Игнатьев и Нелидов сочинили проект циркулярного письма к союзным императорам, который был одобрен Александром II. Предвидя возможное обращение Порты о перемирии, Николай Павлович составил «Наброски условий мира» и первого декабря прочитал их на совещании у государя. На расспросы его величества он ответчал прямо, без увёрток.

— Самая слабая сторона нашей политики, проводимой во время военной кампании, заключается в том, что мы, под впечатлением минуты и личных умонастроений, теряем зачастую из виду историческую роль России на Балканском полуострове. Мы сами себе вяжем руки, отказываясь в пользу Австро-Венгрии от столь необходимой нам свободы действий и решений.

— А каковы твои впечатления, вынесенные из Петербурга? — спросил Александр II. — Да и вообще, как там, в России?

— Собственно, Петербург жаждет скорейшего возвращения вашего величества и заключения какого бы то ни было мира, тогда как Россия, следя с живейшим интересом за ходом войны, желает также скорейшего возвращения лично государя в пределы империи, но надеется, что заключённый мир будет соответствовать принесённым жертвам и покоиться на прочном основании. А поэтому, лучше всего и правильнее было бы вести мирные переговоры с Портой в Константинополе, взяв за исходную точку то, на чём была прервана конференция. Поверьте мне, это произведёт достойное впечатление на весьма суеверных мусульман. А пока, — Николай Павлович слегка развёл руками и посмотрел на императора, — пока государь может вернуться в Петербург, а мы не должны соглашаться даже на простую приостановку своих военных действий. Что же касается подробностей условий будущего мира, то они могут быть разработаны уполномоченными, назначенными его величеством.

— Хорошо, — согласился с ним Александр II и благосклонно улыбнулся. — Я думаю, что вы и отредактируете те основные условия мира, содержание которых вы уже излагали мне словесно.

При этом было оговорено, что главнокомандующий Кавказской армией великий князь Михаил Николаевич и главнокомандующий Дунайской армией великий князь Николай Николаевич будут вести войска и наступать безостановочно. Игнатьев на этом настаивал. Важность задачи заставляла его повторяться, метить в одну точку. Лично он с государем, а вот с ним ли государь? Вопрос не праздный. В отличие от всех Романовых, обожавших военные манёвры и даже самоё войну, Александр II терпеть её не мог. Он был домоседом и неженкой, хотя и принимал вид заядлого вояки.

Вернувшись в землянку, Игнатьев велел Дмитрию поставить самовар и в один присест, прихлёбывая чай, написал черновой вариант мирных условий. После того, как Александр II прочёл и одобрил его, Николай Павлович тут же, в приёмной государя, переписал черновик на французском языке и лично передал беловой экземпляр императору. Текст был написан на собственной гербовой бумаге Александра II. Отдавая государю одобренный им свод «условий перемирия», Игнатьев ещё раз заикнулся о том, что мог бы начать конференцию в Константинополе в качестве прежнего старшины дипломатического корпуса.

— А если она вдруг затянется? — обеспокоился царь.