Олег Игнатьев - Ключи от Стамбула

— Вашего имени никто у меня не отнимет! — воскликнул он с сердечным жаром, а великий князь, деланно хмурясь, сообщил Игнатьеву, что молодого Скобелева послали помощником к Зотову под Плевно, а 4-й кавалерийской дивизии поручено взять одно из укреплений на Софийском шоссе.

— Давно пора! — сказал Николай Павлович и обратил внимание главнокомандующего на плохое снабжение войск провиантом и боеприпасами. — К моему ужасу войска уже теперь остаются без хлеба, доедают сухари, а кавалеристы промышляют тем, что скашивают жито на корню и кормят лошадей. Всякий берёт, что найдёт, где попало, но так продолжаться не может. Мы истощим край, а впереди зима.

Великий князь развёл руками.

— Нет деятельного офицера, который умел бы распорядиться этой существенной частью, но Поляков обещает, что скоро построит дорогу и поведёт рельсовый путь до Балкан.

— Обещанного три года ждут! — резко заметил Игнатьев и, заявив, что мы и так в цейтноте, предложил поставить начальником тыла армии генерал-адъютанта Дрентельна. — Он генерал боевой и быстро наведёт порядок!

— Хорошо! — сказал главнокомандующий. — Ему сегодня же отправят моё предложение. — Николай Николаевич хотел было отъехать, но, тронув повод коня, передумал. — Я вот сейчас объезжал перевязочные пункты, побывал в госпиталях, где сложены раненные под Плевно, так вот, на моё приветствие все они единодушно отвечали, что взяли бы Осман-пашу, задали бы турке перцу, кабы начальство не выдало».

— Вот-вот! — отозвался Николай Павлович, репьём вцепившись в оконцовку фразы. — Кабы начальство не выдало! Бригадный генерал Горшков, пробравшись со своим отрядом в Плевно, всю ночь провёл на барабане и, окружённый солдатами разных полков, шесть раз отвечал отказом на приказание Шаховского отступить: «Пусть пришлёт письменное приказание, ибо в диспозиции сказано, что отступления не будет. Если мы продержимся ночь, турки сдадутся». И прав был Горшков, и Скобелев был того же мнения. И всякий человек, знающий турок, с ними согласится.

Великий князь посмотрел на Левицкого.

— Почему я об этом не знаю?

Тот смутился.

— Всего не расскажешь.

Пухлощёкий профессор Академии Генерального штаба, «учёная штафирка», как его называли в войсках, трудолюбивый, педантичный, но и ужасно рассеянный, угодливый перед начальством, Казимир Васильевич Левицкий всеми качествами натуры не соответствовал той роли, которую ему определил главнокомандующий, человек решительный, но малосведущий в военном деле. Левицкий вечно колебался, суетился и неразумно суетил других. Плохой аналитик, он не оправдывал надежд, как разработчик операций.

Николай Павлович мысленно обозвал Левицкого «канцеляристом» и рассказал главнокомандующему ещё один героический случай.

— Пленили турки казака донского в Плевно. Допрашивал его паша, хорошо говоривший по-русски. Должно быть, поляк или хафиз, — предположил Игнатьев. Левицкий нервно поправил очки. — Казак отвечал, что «наши Плевно заберут». — «А сколько нужно войска русского для этого?». — Казак, не моргнув глазом, задал встречный вопрос: «А сколько вас тут собралось?» — Паша ответил: «Ну, положим пятьдесят тысяч». — «Так десяти тысяч наших довольно», — отозвался казак. Паша взбесился и выгнал вон пленника, который в ту же ночь ухитрился бежать.

Николай Николаевич толкнул фуражку на затылок.

— Каков молодец!

«Вот и нашему правительству стоило бы поучиться у простого казака народному достоинству! — мысленно решил Николай Павлович. — А то получается, что воровать сахар у собственных детей и закармливать пирожными Европу, это всё, чем мы можем гордиться».

Вечером у него был Церетелев с четырьмя Георгиевскими крестами на груди. Как полный Георгиевский кавалер он был представлен в офицеры с присвоением чина хорунжего. Всякий раз, когда Алексей Николаевич скашивал глаза на свои новенькие погоны, счастливая улыбка не сходила у него с лица.

Игнатьев рассказал ему, что обратил внимание главнокомандующего на необходимость и возможность иметь своих разведчиков в Стамбуле и Адрианополе.

— Я посоветовал обязать нашего военного агента в Вене полковника Фельдмана, человека энергичного и умного приискать между австрийскими славянами агентов, и ежедневно засылать их, как в турецкую армию, так и в Царьград.

— При известной ловкости через мадьяр можно много узнать, — заметил Церетелев, и сказал он это таким тоном, что Николай Павлович тут же предложил ему стать нелегальным резидентом в Сербии. — Вы будете приискивать лазутчиков из числа сербов, тамошних болгар и арнаутов. Поручение рискованное. Вы можете не соглашаться, — сразу же предупредил Игнатьев.