Олег Игнатьев - Ключи от Стамбула

Этим же вопросом, похоже, задавался и Евгений Петрович Новиков, хорошо знавший экономическое положение Турции и постаравшийся ввести в курс дела нового посла, время от времени потирая большой чистый лоб с крупными залысинами, (очень похожий на игнатьевский), или барственно выпячивая нижнюю губу, придававшую ему несколько чванливый вид.

— Вы должны знать, — предупредил он Николая Павловича, — что внешняя торговля калифата во многом подчинена интересам чужеземных монополий. Внутренний рынок тоже трещит по швам, испытывая натиск со стороны иностранных фирм и компрадорской агентуры.

Слушая своего предшественника, явно гордившегося своими пышными усами с бакенбардами а-ля Александр II, иначе не оглаживал бы их столь часто, Игнатьев вскоре понял, что иноземным концессионерам принадлежали все железные дороги с их таможнями, складскими зданиями и путевыми сооружениями, включая вокзалы, перроны и станционные горки. Судя по остроумной реплике Евгения Петровича, даже вороны, сидевшие на ветвях привокзальных деревьев, каркали с прононсом, на манер французских. Рудники и копи, шахты и каменоломни, не считая крупных фабрик и заводов, всё принадлежало иностранцам.

— Дело дошло до того, — всё больше повышая тон, говорил Новиков, и его прямые брови начинали отчасти кривиться, — что Оттоманский имперский банк принадлежит отнюдь не султану, не министерству финансов, как можно было бы предположить, а всё тем же англо-саксам и французам, пользуясь всеми правами государственного банка Турции, включая право эмиссии банкнот.

— И что султан? — поинтересовался Николай Павлович, отдавая должное обширным познаниям своего собеседника, о котором слышал много лестного от его бывших подчинённых, постоянно отмечавших его деятельный ум, исключительное трудолюбие и безукоризненную честность.

— Да ничего, — разводил руками Новиков. — Члены его правительства не допускаются ни к управлению этим банком, ни к контролю над его деятельностью.

— Хорошенькое дельце! — хмыкнул Игнатьев, крайне возмущённый таким положением дел. — Мало того, что англичане и французы открыто унижают турок на их собственной земле, так они ещё и мину под суверенитет Турции подкладывают! Того и гляди, обанкротят её в одночасье.

— Опозорят на весь мир, — согласился с ним Евгений Петрович и саркастически добавил: — Ещё и простодырой обзовут, дурой гулящей.

— И ворота испакостят дёгтем, — рассмеялся Николай Павлович, невольно поддаваясь игре воображения.

Евгений Петрович Новиков, собираясь к переезду в Вену, куда он был назначен поверенным в делах, и окончательно передавая Игнатьеву посольское «хозяйство», не преминул заметить, что представители держав, скрытно враждующие между собой по большей части из-за личных интересов и принципиальных разногласий, всегда действуют сообща, как только надо насолить России.

— Ну, что же, — ответил Игнатьев. — Мы тоже приучены к шуткам.

— В каком смысле?

— Насыплем им перца под хвост.

— Хорошо бы, — без особого энтузиазма пробормотал Новиков и вяло пожал руку на прощанье. Так пожимают руку тем, чьи мысли в глубине души не одобряют.

В дверях он задержался и слегка наморщил лоб.

— Да, вот еще что, Николай Павлович, готовьтесь к тому, что к вам срочно нагрянет французский посланник маркиз де Мустье и в самой категорической форме потребует, как он изволил выразиться, сатисфакции.

— По поводу чего? — насторожился Игнатьев.

— Да так, — замялся Евгений Петрович, — по поводу одного казуса. Не сразу и скажешь, какого он рода. То ли дипломатического, то ли физического.

— А в чём, собственно, дело?

— Дело в том, что дней за десять до вашего прибытия в Константинополь наш андрианопольский сотрудник, временно исполняющий обязанности консула, господин Леонтьев, отходил хлыстом француза: консула Дерше.

— За что же, позволительно спросить?

— А вот за что, — немного оживившись, но всё ещё стоя в дверях, ответил Новиков. — За оскорбление, которое тот, якобы, нанёс ему как представителю России, позволив себе дурно говорить о ней.

— Вот молодец! — с жаром ответил Игнатьев. — Все бы так поступали! Отстаивали честь России.

Едва за Новиковым закрылась дверь, как в её проёме после предварительного стука показалась голова Ростислава Филипповича Краснобаева, посольского врача.

Крепкий, плотный, толстощёкий, излучающий уверенность в своих медицинских познаниях, он пришёл испросить дозволения прочесть персоналу миссии лекцию о личной гигиене.