Юлия Андреева - Святы и прокляты

— Какие у тебя тайны? — изумился, в свою очередь, трубадур. — Как ты молодым к девкам в окна лазил? Или как с похмелья в канаве с отбросами очнулся? Если ты о таких тайнах — то я не в обиде. Чем каждый вечер это слушать, лучше уж я такую честь теперь господину Рудольфио уступлю. Тем более что, по всему выходит, что вы с ним теперь крестоносцы — считай, братья. Даром что он (уж прости, дружище!) моложе тебя выглядит.

— Ладно, тайны я в другой раз послушаю. А вот ежели вы, господа хорошие, сегодня ничего для летописи не надиктуете, Спрут вас просто кормить не станет, и я ничем не помогу.

Однако работа не шла: все невольно то и дело возвращались от жизнеописания Фридриха к тому самому походу. В результате к обеду не родилось больше ни строчки, о чём Рудольфио был вынужден доложить сеньору. Тот почему-то не только не отменил трапезу, но и велел Анне отдохнуть перед следующим гаданием, а Рудольфио — сообщить остальным, что-де, господин сильно торопился и не успел выслушать доклада о работе, отчего и распорядился никого не наказывать.

Обрадованные новостью трубадур и оруженосец тут же уселись за стол, пообещав после обеда уже не отвлекаться, а вспомнить и написать вдвое против обычного.

— Увлёкшись рассказами об императоре Фридрихе, мы тем не менее не должны забывать о его детях и наследниках, — начал Фогельвейде, едва вся компания вернулась в Гобеленовый зал после дневного отдыха.

— Из всех деток нашего императора, я принципиально не стал бы упоминать его первенца, — поёжился Вольфганг Франц. — Кто же мог предположить, что у добрейшей и мудрейшей из женщин Констанции Арагонской и нашего возлюбленного императора может получиться этакая мразь?!

— Независимо от вашего нелестного мнения, мы не вправе не упомянуть в нашей летописи первенца Фридриха, — мягко остановил гневную тираду трубадур. — Мудрого, доброго, благородного и несчастного короля Генриха VII. Не берусь пересчитать всех бастардов Фридриха и правильно назвать их матерей, что же до законных детей... Впрочем, полагаю, ты наслушался песен, в которых Генрих VII выводился не иначе как подлый крысёныш, покушавшийся и на отцовское наследство и на его жизнь? Но ведь это всего лишь песни. А каким на самом деле был первенец нашего императора? Как знать. Полагаю, если бы хозяин наш пожелал, он мог бы отыскать несколько десятков свидетелей жизни и подвигов этого короля, каждый из которых сейчас бил бы себя в грудь и клялся всеми святыми в непогрешимости сеньора.

— Можно подумать, ты был среди них, — хмыкнул оруженосец.

— Не был. Но, находясь подле особы императора, слушал не одни только наветы. И могу сказать, что король Генрих, которому Фридрих доверил престол Германии перед своим крестовым походом, сумел без помощи отца раскрыть заговор против себя, после чего, возглавив верных ему швабских рыцарей, обрушился на Баварию, не ожидающую такого наскока. В результате, его конкурент на германский престол вельф Оттон Люнебургский [97]и находящийся у Оттона в то время папский легат были захвачены врасплох. Да так результативно, что наложивший от страха в штаны вельф только и успел, что выпустить из города легата, а сам пал в ноги юному Генриху, умоляя простить его и принять своего старшего сына в заложники вечного мира.

Сбежавшего легата рыцари Генриха преследовали до Страсбурга. Когда же за ним закрылись ворота, крепость была осаждена. Имперские князья, узнавшие об осаде епископского города, немедленно прислали императору ябеду, требуя остановить сына-короля и распустить подобру-поздорову швабское войско. Но и Фридрих не раз получал подобные оплеухи. Что же до Генриха, то он всё сделал грамотно и невероятно быстро. Хотя сколько было в ту пору сыну императора? На престол Генрих Сицилийский взошёл в возрасте восьми лет, стало быть, история с баварцем произошла, когда ему исполнилось двенадцать-тринадцать. Как нашему Константину.

— Один раз, может быть, и сделал, а дальше? — вздохнул Вольфганг Франц. — Жизнь-то продолжается. Кабы он помер тогда, и это было последним деянием...

Анна поспешно перекрестилась.

— Вот именно, — оруженосец погладил девочку по голове. — Выбирали епископа Регенсбурга — обычное, можно сказать, дело — и тут вдруг Генрих точно заворожённый начал плясать под дудку местных князей. И так воли — кот наплакал, а тут и последнюю отдал, вместе с остатками разума... Дальше хуже: вдруг с какого-то перепугу официально разрешил нескольким городам Фландрии объединиться в некий союз, и те всем миром тут же выступили против своих же господ-епископов. А вина тут — Его Королевского Величества, потому как, когда один город бунтует — это неприятно, а когда их несколько, да ещё и действуют слаженно... в общем, жди гонцов от Папы. Дальше больше...