Борис Хотимский: Повествования разных времен

Да, она права: когда нет доверия — все остальное ни к чему. И ни к чему доказывать, что Виталик для него — частичка Ани и уже поэтому не чужой, что — «связанность» тут ни при чем, потому что оба они не из-под палки и не по расчету оказались вместе и не ищут так называемой «свободы» один от другого. Не говоря уж о том, что как ни подло оставлять своего ребенка, во сто крат подлее оставлять чужого, после того как сделал его своим. Ни к чему втолковывать, что если бы он был одним из тех, которые ищут в командировках амурных приключений, то с какой бы стати он тогда предложил Ане навсегда войти в его судьбу… Конечно, можно было понять логику ее сегодняшних рассуждений, но нетрудно было бы доказать, что в конечном счете никакой логики а них нет. Но нужно ли теперь доказывать, объяснять? В конце-то концов, все объяснялось просто: скрыл, потому что не хотел посвящать в мерзкие детали, не хотел будить нелепые подозрения, травмировать, уподобляться тем эгоцентричным садистам, которые нарочно разжигают в близком человеке ревность, расписывая детально, что было и чего не было. И действительно ведь ничего такого не произошло! Но как было сказать об этом Ане, можно ли, нужно ли было говорить, неизбежно расписывая при этом т а к и е подробности? К чему же доказывать что-то теперь, словно бы оправдываясь? Хвастать своей стойкостью и верностью? Нелепо!

Конечно, Терновой мог бы сейчас объяснить Ане всю ту историю. Сумбурная исповедь Маши в ту ночь оказалась для него неоценимым подспорьем в разоблачении шайки Локтева. После той беседы с ней знал наверняка, где именно и с чего начинать поиски. Нет, спецкор Терновой ни разу нигде не сослался на свидетельства бедной горничной, ни разу не упомянул ее, не выдал. Но потом, уже после отъезда, после опубликования статьи, локтевцы, отчаянно защищаясь, судя по всему, еще крепче сплели и окрутили несчастную — она, слабая, не выдержала. И подписала явно не ею сочиненную кляузу…

Надо ли объяснять? Именно сейчас? Почему не раньше?

Да, он хотел, намеренно хотел все это скрыть от Ани. Чтобы, опять же, уберечь ее от неприятных подробностей, могущих вызвать невольные подозрения. А в результате? А в результате сделал больно самому близкому человеку… Стоп! Почему? Значит, она не верит ему?.. Еще раз стоп! Это он не верил в нее, когда скрывал. Да, виноват он, в любом случае, при всей своей невиновности!

Но как же теперь жить дальше? Ну, как?!

Только — на доверии. Альтернативы — нет. Иначе — не жизнь.

— …Иначе — не жизнь! Ань… Ты веришь мне?

— Хочу верить, очень хочу! Но не знаю, ничего не могу с собой поделать. Не знаю…

Почему-то именно Тернового пожелал Чеканюк к себе в замы, как только газете дали такую штатную единицу. Что это? Попытка примирения — после поражения в открытой конфронтации? Перед близким юбилеем и в надежде на персональную пенсию?..

Терновой гуляет с Виталиком по городскому парку. Солнечное декабрьское воскресенье. По первому неплотному снегу прогуливаются молодые пижоны, хвалясь отечными сапогами — «дутышами», недавно вошедшими в моду. У всех пижонов лица — беззаботно-равнодушные. Лица баловней.

Аня сегодня с утра в своей школе: на воскреснике по уборке помещений.

— Папа! — Виталик теребит Тернового за рукав. — А почему в нашей школе сегодня нет воскресника?

Вопрос простой. А поди-ка, найди ответ.

— Не знаю, сынок. Это надо в школе спросить.

— Спроси. Ладно? А нам вчера Людмила Львовна читала стихи про муравья и стрекозу. И потом спрашивала, кто кому понравился. Светка Чернова сказала, что стрекоза. Потому что она веселая.

— Кто веселая? Стрекоза или Светка?

Виталик заливается дребезжащим, как у козленка, смехом. Он всегда смеется охотно. А вот Аниного смеха давно не слышно. Со времени того неприятного разговора на кухне. Поначалу казалось, что она — отходчивее.

— А ты что ответил? Тебе кто понравился?

— Я сказал, что мне понравился муравей. Потому что он трудолюбивый.

…Чеканюк сам обратился к Терновому. Как ни в чем не бывало. Подумай, дескать, предложение заманчивое: скоро уйду на пенсию, а ты к тому времени войдешь в курс, освоишься и станешь ответсекретарем. Хватит по командировкам мотаться, и вообще надо расти.

Те же аргументы привел и Главный. Добавив, что лично заинтересован иметь такого ответсекретаря, как Виктор Максимович.

Спору нет, аргументация — не отмахнешься. И предложение — весьма заманчивое. Но… работать в непосредственном подчинении у Чеканюка? Такое даже представить себе трудно. И ничего хорошего тут не получится. Чуть что не так — и конфликт похлеще прежнего, непоправимый. А если все же набраться выдержки? Терпеть-то не так уж долго ведь. Зато после…