Голос Главного звучал все громче. Он встал с кресла и неспокойно расхаживал от стола к окну и обратно, будто головастый ягуар по тесной клетке.
— Неужели, — воскликнул с несвойственным ему пафосом, — вы, газетчики, никогда в своей практике не сталкивались с такой формой зажима и отфутболивания критики? Опорочить и оклеветать критикующего — это же… старо! Старо и примитивно! Однако живет, все еще не сдохло почему-то. Неужели не сталкивались? Сталкивались, и не раз! Не раз наша газета, вся наша пресса давала отпор подобным попыткам, когда к нам обращались за помощью честные люди, наши читатели. А здесь… здесь дело касается уже не читателей, попросивших у газеты содействия и защиты. Дело касается самой газеты. Ее представителя. Нашего товарища по оружию, выполнявшего задание редакции. Вот ведь в чем вопрос! А мы тут… Виктора Максимовича мы знаем достаточно и не первый год. И я удивляюсь, до чего же легко поверили мы тем, кого только вчера выводили на чистую воду! До чего же легко лишаем мы доверия того, кому вчера так доверяли! Доверяли настолько, что избрали его секретарем партийного бюро! Не более и не менее!.. Да, на любое пришедшее письмо надо отреагировать, даже на заведомо и явно кляузное. Да, надо разобраться и принять решение — это наша святая обязанность. И редколлегия тоже будет разбираться. Но, я подчеркиваю, р а з б и р а т ь с я. А не разводить склоку!.. Против хапуг и растратчиков из стройтреста надо возбудить уголовное дело, товарищ Чеканюк! А не против разоблачившего их спецкора. Их же, кстати, надо бы привлечь к ответственности за ложный донос, по соответствующей статье Уголовного кодекса… У кого на поводу мы пошли сегодня? У кого на поводу идете вы, товарищ Чеканюк? Очень хотелось бы узнать…
Тот сжался, моложавое лицо под седоватым ежиком зарделось сплошь.
— Извините, если я сказал слишком резко, — закончил Главный, усаживаясь обратно в кресло для посетителей. — Но давайте же не забывать, что мы на партийном бюро, а не… У меня все. Кто будет вести заседание?
— Я не считаю возможным, — Чеканюк пожал плечами и вышел из-за стола.
— Мне сегодня нельзя, — глухо и будто бесстрастно сказал Терновой.
В конце концов предложили выполнять эту функцию хозяину кабинета.
— Кто хочет высказаться? — спросил он, проходя за свой стол.
— Разрешите? — Чеканюк поднял руку, как ученик на уроке. — Конечно, товарищи, все мы безоговорочно признаем принцип демократического централизма. И я подчиняюсь решению большинства. Более того, признаю свою ошибку, надо было посоветоваться с райкомом…
— И с членами бюро, — строго заметили с дивана.
— И с членами бюро, — покладисто повторил Чеканюк. — Но разрешите мне внести одно предложение. Шила, как говорится, в мешке не утаишь, и разговорчики по редакции уже стелются, у меня есть сведения. Независимо оттого, виновен ли товарищ Терновой и в какой мере, а тут уж… Вы, надеюсь, меня понимаете?
— Пока не очень, — сурово отозвался Главный.
— Ну, как говорится, то ли его кто-то ограбил, то ли он кого-то ограбил. Я считаю, что на фоне всей этой истории товарищ Терновой не может оставаться секретарем партийного бюро. Это, сами понимаете, не способствует авторитету… престижу, так сказать…
— Что вы предлагаете? — снова прервал его Главный, на правах председательствующего.
— Я предлагаю досрочное переизбрание. Разумеется, согласовав с райкомом…
И снова — шум.
— Ну, это уж слишком!
— А в бюро оставить?
— Что же, срочно собирать всех коммунистов редакции?
— Позвольте, товарищи! — неуемный Чеканюк опять по-ученически поднял руку. — Внеочередного партсобрания созывать не потребуется. Потому что мы не выводим Тернового из состава бюро. Мы только освобождаем его от обязанностей секретаря, выбираем другого товарища…
— Кого персонально?
— Ну, это мы должны будем сообща решить. И, повторяю, согласовать с райкомом…
— Я уже говорил с инструктором, — заявил вдруг Терновой. — И прошу освободить меня от обязанностей секретаря. Заявление мое в райкоме.
Всеобщий шок. Долгая пауза. Наконец — едва слышный голос Главного:
— И что же райком?
— Райком пока против.
После недолгих и небывало громких дебатов решили вопрос отложить. Как явно неподготовленный.
ЗЕРКАЛО
(Сочинение Аркадия Котикова)
Съели гусеницы всю хвою у сосен. Сквозь вершины запекло солнце. Жарко стало в лесу. Шел по лесу человек, скинул пиджак, взял на руку. А из кармана зеркальце выпало. Бесшумно упало на мягкую лесную подстилку и лежит. С солнышком перемигивается. Лесных обитателей смущает.
Читать дальше