Борис Хотимский - Повествования разных времен

Собак у хозяина было множество. Все они проявляли достойное рвение. То ли потому, что хотели сорваться с цепи. То ли потому, что вознаграждались объедками с обильного хозяйского стола. Самые ретивые имели отдельную будку.

Лохматый Брехло лежит у своей индивидуальной будки. Дремлет. Рядом валяется полуобглоданная кость. Подкрадывается куцехвостый Рвач. Все ближе, ближе… Хватает кость и опрометью мчится прочь.

Брехло приоткрывает один глаз и лениво басит:

— Положи кость на место.

— Какую кость? — притворяется Рвач.

— Ту, на которой ты сидишь. Думаешь, не видно?

— Я сижу на собственных костях, — пытается шутить Рвач.

— Вот я сейчас проверю, что крепче, — рычит Брехло, — твои собственные кости или мои зубы!

И он открывает второй глаз.

Теперь бедному Рвачу не до шуток. Украденную кость приходится вернуть.

Брехло закрывает оба глаза и снова дремлет. Он больше не сердится. На месте Рвача он поступил бы так же.

Вдруг раздается голос хозяина:

— Ату! Ату!

Это тревога. Брехло вскакивает. Сонливости как не бывало. Шерсть дыбом. Он готов растерзать всякого. Кого прикажут.

Хозяин указывает на прохожего, идущего по правой стороне. Как на грех, оттуда подул ветер и запорошил хозяину глаза. Он не может разглядеть прохожего и еще пуще злится:

— Ату его! Ату!

Все собаки добросовестно тявкают. На разные голоса. Прохожий в смущении останавливается.

Но ветер переменился. Хозяин разглядел прохожего. Узнал его. Закричал:

— Нельзя! Свой! Фу!

И указал на другого прохожего, шедшего по левой стороне:

— Ату!

Толкаясь, сбивая друг друга с ног, в превеликом усердии шарахнулись собаки в противоположную сторону. Ринулись всей гурьбой на прохожего. И затявкали не менее яростно. Им не привыкать!

Вечером, когда утомленный Брехло заснул покрепче, Рвач все же утащил у него кость. Из-под носа.

Партбюро заседало, как всегда, в кабинете Главного. Разместились кто на диване, кто на стульях. Диван и стулья недавно были обиты новым темно-коричневым кожзаменителем — под цвет самой мебели. Хозяин кабинета, входивший по традиции в состав бюро, скромно уселся в кресло для посетителей, отключив предварительно пульт и предупредив, чтобы без особой нужды не соединяли. Его место за столом занял Чеканюк — тоже член бюро, ныне почему-то взявшийся открывать заседание, хотя обычно это делал Терновой. Может, Виктор Максимович опять в отъезде? Нет, не в отъезде, вон он здесь же, присутствует. Странно…

Никто не знал пока, что Чеканюк предварительно согласовал всю эту раскладку именно с Терновым, который почему-то не стал возражать.

Сейчас, сняв очки, Чеканюк приблизил глаза к каким-то бумагам, размеренно поводя лицом слева направо и обратно.

Закрыли фрамугу (сквозило) и постановили не курить.

Наконец Чеканюк оторвал лицо от бумаг, нацепил очки и медленно оглядел присутствующих, останавливая внимательный взгляд на каждом.

— У нас на повестке три вопроса, — начал он деловито.

С первыми двумя вопросами разобрались легко и скоро, третий же оказался настолько необычным и непредвиденным… Чеканюк сообщил, что речь пойдет о моральном облике не только члена партии, но и секретаря партбюро, спецкора Тернового, Виктора Максимовича.

Многие, ничего не ведая, недоуменно переглянулись. Во-первых, не умещалось в сознании: Терновой и… аморалка?! Во-вторых, все-таки секретарь, сами выбирали…

— А имеем ли мы право, — спросил кто-то, — обсуждать секретаря на своем бюро? Или это прерогатива райкома?

— Прошу говорить обо мне как о члене нашей первичной организации, — угрюмо отозвался Терновой. — Это не исключает разговора на бюро райкома.

Он сидел в стороне, выпрямившись и положив пальцы на колени, в позе известной статуи Рамсеса II. Не мигая глядел на Чеканюка, приступившего к сообщению по третьему вопросу. И думал о том, что правильно поступил, согласившись с явно провокационной затеей своего недавно приобретенного недруга. Ибо, во-первых, тот явно не ожидал такой покладистости, истолковал ее как слабость и теперь наверняка зарвется. А во-вторых, не сможет приписать секретарю партбюро еще и зажима критики. Теперь все будет зависеть от других членов бюро: пусть разбираются и решают.

Зачитав официальный ответ на статью о «клещах» и выдержки из тех двух писем, о которых уже говорил Терновому Главный, Чеканюк принялся комментировать:

— Конечно, товарищи, дело серьезное. Мягко выражаясь. Вымогательство взятки, равно как и насильственное побуждение к сожительству, относится к деяниям, уголовно наказуемым. И, как ни горестно мне это произносить, считаю необходимым… я считаю, что мы должны быть готовы к выполнению своего долга и передаче дела не только в райком, но и в соответствующие органы…