Богдан Коломийчук - Людвисар. Игры вельмож

Те пожали плечами, выразив полную неосведомленность в последних событиях. Человека это не расстроило, и он продолжил:

— И вот удалось мне явиться к хорунжему, кланяюсь ему низко и говорю: «Был я, ваша милость, на службе у Белоскорского конюхом, но из-за той ведьмы он меня прогнал. Так почему бы я, ваша милость, не подсказал, как в замок проникнуть, чтобы ни одна душа не заметила?» А он исподлобья зыркнул на меня и буркнул: «Говори». То я, мои господа, только с виду простоват, но сообразил, что коли скажу ему все искренне, как на исповеди, то даст мне этот солдат разве что пинков под задницу. «Э, нет, ваша милость, — говорю, — сначала дайте бедному конюху хоть какого-то заработка, потому что уже должен немало денег шинкарю Пиявке, да и жена скоро из дома выгонит, как собаку какую». Он тогда усами трепнул да и бросил мне три злотых. «О, ваша милость, — говорю, — теперь пошлите со мной своего офицера, пусть увидит проем под замковой стеной». «Какой еще проем?» — не понял хорунжий. «Да тот, ваша милость, — поведаю, — через который из конюшни вытекает навоз. Я сам им пробирался, коли не хотел попадать на глаза тому глуповатому старику Тадею. А что бывало это частенько, то дырка там стала уже большой. Даже конь, если бы захотел, мог бы ею воспользоваться. Но я ее прячу: с одной стороны досками, а с другой — ветками. Вдруг, еще всякое случится…» Услышал он это, да как загорланить: «Так ты, курвий сын, хочешь, чтобы мои солдаты по навозу ползали? Вот я тебе сейчас покажу!» Ухватил он, мои панове, нагайку, да как хляснет меня по спине, свет стал немил, аж злотые упали на землю! А тут слуги вбежали да давай меня мутузить, проклятые. Криком кричу: «Отпустите, изуверы! За что бьете?!», а они, знай, свое делают. Аж потом отпустили да и говорят: «Иди себе, куда глаза глядят, а в лагерь больше не показывайся». А что скажете, разве не дурни? Теперь месяц будут стоять под теми стенами, если не больше.

Рассказ конюха, похоже, произвел большое впечатление на слушателей, особенно на Омелько. Писарь подобрел и даже подсунул ему свою кружку. Когда тот одним жадным глотком выпил все до капли, он как можно приветливее сказал:

— Послушай, человече, а почему бы тебе не показать тот проем в стене нам?

— Э, нет, мои панове, — конюх снова скривился в гадкой усмешке, — сначала дайте хоть какой-то заработок, потому что уже виноват немало…

— Хорошо-хорошо, — спешно перебил Омелько, — вот тебе два злотых, и кум даст еще один…

Пан Бень неохотно положил на стол монету.

— У-у-у, — радостно взвыл конюх, спрятав моментально деньги, словно боясь, что писарь также выхватит нагайку.

— На черта нам оно, кум? — сердито спросил Бень.

— Выполним, наконец, идею братства, — объяснил тот, — схватим ведьму.

— Ну, знаете… Ночью на Замковую гору… — воспротивился толстяк.

— Я имею двуколку с парой коней, — подбодрил Омелько, — едем!

Наконец пан Бень сдался, хотя, по правде, ему, как всегда, ничего другого не оставалось.

Кони тронулись с места, разделяя его неприязнь и страх, но свист кнута неумолимо гнал их вперед. Только дорога начала подниматься вверх, как писарь и конюх хотели соскочить на землю и пойти дальше пешком. Только при таком условии кони соглашались тянуть пана Беня.

Благополучно добравшись до лагеря ополченцев, где на них не обратили никакого внимания, трое подались вдоль крепостной стены еле видной серой тропой. Конюх шел впереди бодрыми шагами человека, который знает это место, как свой карман.

Вскоре действительно послышался терпкий запах навоза.

— Это тут, — подтвердил конюх.

— Там кто-то есть в темноте, — предостерег Бень.

Вся троица вытаращила глаза, разглядывая темную фигуру, что стояла впереди.

— Кто бы это мог быть? — сказал Омелько, нащупывая под стеной порядочную дубину.

— Мыслю, что пан Пиявка, шинкарь, — невозмутимо сказал конюх.

— С какой холеры? — не понял писарь, вспомнив дружелюбное лицо Стецько, что радостно сияло, видя постоянных посетителей.

— Я ему рассказал, — конюх по-дружески положил руку Омелько на плечо, словно говорил о чем-то веселом, — но провести его не захотел, потому что он скряга, каких свет не видел…

— Ах ты, выродок! — писарь кипел от злости.

— Ой, тихо, панунцу, — отшатнулся тот.

— Давай сюда наши деньги, — добавил Бень, радуясь, что замысел провалился.

— Да что вы, люди добрые, — умоляюще молвил конюх, не на шутку испугавшись за свою шкуру, — на полпути останавливаться? Стыдно! Хлопните того Пиявку дубиной по темени, чтобы меньше крови из меня пил, да и всего дела…