Богдан Коломийчук - Людвисар. Игры вельмож

Курьер пытливо оглядывался вокруг, выискивая взглядом двух наемников, однако их нигде не было видно. Как распорядился Господь, неизвестно.

На следующий день, отдохнув, Христоф собрал свою сотню и отправился в Острог. Вот-вот туда должен был прибыть монарх, чьей милости он добивался.

Вечером в кабаке Стецько Пиявки было людно и весело, как всегда. Музыканты, несколько зачуханные, проснувшись от сна едва час назад, бодро вышивали мазурку, потягивая в перерывах вишневку, чтобы под утро снова рухнуть кулем и проспать завтрашний день.

Между столами уже танцевали пузатые и костистые, мелкие и долговязые ополченцы из-под Высокого Замка, которые совсем недавно были мещанами, а теперь имели удобную возможность оставить детей и хату на жен.

На привычном своем месте сидели кумовье Омелько и пан Бень, болтая без умолку про нечисть, от чего та, видимо, заходилась икотой, не ведая, с какой стати.

И был тут еще один посетитель, немало удивляя остальных своим присутствием, хоть и держался поодаль от всех, в темном углу. Епископу Либеру не посчастливилось проникнуть в город до того, как стража закрыла врата. Но больше всего донимало то, что впервые на стражей не подействовали никакие угрозы. Будто им было напрочь плевать на свою судьбу! Теперь, придумывая лютую месть, епископ сердито цедил из кружки вино и зыркал раздраженным котом на всех, кто осмеливался подойти к нему ближе, чем на два шага.

Вдруг трое мужчин ворвались в это пространство, а один из них даже нагло уселся напротив его преосвященства. Это был начальник городской стражи, достойный пан Ежи Даманский, который вместо приветствия только облегченно молвил:

— О, Йезус Мария, сел наконец! Ног не чую… О-о-ох!

Лишенные такого права, двое цепаков молча торчали за его спиной.

Наконец пан Ежи, казалось, нашел, кому излить душу:

— Пятки огнем печет, ваше преосвященство, и колени выкручивает. Может, к дождю? А может, староват я уже, чтобы целый день на своих двоих шастать…

— Так в чем же дело? Ездите верхом, — ядовито бросил епископ непрошеному собеседнику.

— Э-э-э, ваше преосвященство, — возразил тот, тыча вперед огрубевшим пальцем, — где можно, там я действительно в седле, а от башни до башни на коне не проедешь. Галереи эти знаете какие узкие? Вот такусеньки…

Даманский развел руки в стороны и начал их сужать, и оказалось, что эти чертовы помосты имеют едва локоть ширины. Видно было, что этот человек пьян как черт.

— Что вам надо? — раздраженно спросил Либер.

— Имею распоряжение схватить вас, отче, — безразлично ответил тот.

В ответ Либер презрительно усмехнулся.

— Вон как? И кто же распорядился, позвольте спросить?

— Их милости пан войт и пан бургомистр, — сказал Даманский, — да-да, хватай, сказали, Ежи, его преосвященство, как только появится. Целый день караулил… Не слишком вы торопились, отче.

— Да уж извините за хлопоты, — ехидно сказал слуга церкви.

— Пустое, — великодушно заявил тот, — я на вас не гневаюсь. Вот только ноги болят…

— Послушайте, пан Даманский, — перебил его Либер, — разве вам нужны лишние хлопоты? Вернитесь и скажите тем достойным панам, что не нашли меня, а я сумею отблагодарить.

— Э-э-э, ваше преосвященство, — начальник городской стражи снова помахал пальцем, — отблагодарите мне, а их?..

Даманский показал на цепаков.

— Это неподкупные церберы! — твердо завершил мысль пан Ежи.

Тут епископ заметил две презрительные гримасы, говорящие совершенно противоположное. Итак, дело было только в этом пьяном брюхане.

— Не знаю, сын мой, чем вызвано это дерзкое упрямство, — прошипел Либер, — но терпение не относится к моим добродетелям. Ведомо ли вам, как опасно иметь дело с епископом Львовским?

— Ведомо, ваше преосвященство, — пролепетал тот, — потому что я каждое утро собираю трупы в городском рву. И среди них имею удовольствие созерцать и ваших врагов. Если я завтра и окажусь на их месте, то не отступлю.

Ежи Даманский вдруг совсем трезво добавил:

— А сейчас пошли. Пан войт заждался.

Епископ покорился. Поднявшись, он двинулся следом за ним. Тот привел его в узенькую комнату, где обычно Пиявчиха стелила постояльцам. У окна виднелась невысокая темная фигура, что при появлении епископа шелохнулась, сложив руки на груди. Цепаки и Даманский вышли, оставив тех наедине.

— Хотел бы просить пана войта, — первым раздраженно отозвался Либер, — чтобы дал объяснение.