Богдан Коломийчук - Людвисар. Игры вельмож

— Пусть покоятся в бозе, — сказал курьер, сплюнув набок черной слюной.

— Чтоб я пропал, коли видел в жизни большего счастливца и сорвиголову, чем ваша милость, — сказал Данила скорее испуганно, чем восторженно.

— Погоди, — ответил Христоф, — вот пробьемся в Межирич, то, может, так оно и будет.

Сотня снова соединилась и, не теряя времени, кинулась к главным воротам, пока среди татар не утихла паника. Степняки все больше отступали от стен, где ободренные защитники выкатили два фальконета, расширив таким образом угол обстрела.

Как только стрелки клином врезались в татарскую гущу, огонь со стен прекратился, зато приоткрылись ворота, откуда сыпанули казаки и бросились им на подмогу. Впрочем, татары, похоже, предпочли отступить и привестись в порядок, чем в дальнейшем тратить силы и воинов. Они закрепились на безопасном расстоянии, стягивая в груды мертвых и раненых.

— Недаром ты, брат, нам в поле встретился! Теперь вижу, что недаром! — промолвил Карбовник, радостно загребая Христофа в объятия. — Надо бы нам с тобой по доброй чарке, но никогда. Те псы не надолго отступили.

— Если пообещаешь рюмку каждому из нас, то мы перестреляем пол-орды за один прицел, — улыбнулся курьер, кивая на свою сотню.

— Эт, за кружками и бочками дело не станет! — расхохотался казак.

— Слышите, панове, его милость слово дал! — воскликнул Христоф.

Стрелки весело зашумели, словно гости на празднике. Складывалось впечатление, что эти люди сделаны из железа, ибо, едва передохнув, они снова выстроились за частоколом, готовы к новой битве.

Татары вскоре действительно подступили к городу смертоносной волной, кое-где перепрыгивая ров и отчаянно бросаясь на защитников. Но те, уже познав их крови, и утроенной силой давали отпор…

День закончился неудачно для нападавших: город устоял, и даже монастырь, где укрепления были не такими мощными, не поддался. Татары во второй раз отступили, очевидно, с намерением утром снова поискать счастья. Впрочем, и ночь обещала быть беспокойной.

Сон не шел Христофу, хотя усталость, казалось, должна была взять свое. Отпустив часового с Полудневой башни, он стал на его место. Солдат, благословив курьера, разлегся неподалеку на старой соломе и моментально сладко захрапел, словно спеша как можно больше поспать, пока сотнику не надоест стоять вместо него на страже. Однако воину сама мысль про сон была враждебной, и он гнал ее подальше от себя.

Было за полночь, когда под настилом курьер услышал сначала какую-то возню, а затем стук, словно кто-то просил ему открыть. От неожиданности мужчина вскочил в полный рост. Чего угодно он ожидал со всех сторон, но не просто из-под ног. Между тем, стук повторился, несколько смелее. Христоф лег грудью на пол и прислушался. Снизу доносился чей-то приглушенный голос:

— Эй, сторож, эй… отзовитесь… кто-нибудь… отзовитесь, бесовы дети…

— Чего там кому надо? — спросил курьер, вытягивая саблю.

— Слава Всевышнему, — обрадовался голос. — Я уж думал, что там все уснули, как мухи.

— Кто ты? — спросил Христоф, нисколько не разделяя радости незнакомца.

— Важно не то, кто я, а что могу сказать, — нетерпеливо сказал голос.

— Скажи, кто ты, курвий сын, и как туда попал, — отрубил сотник, потеряв за последние сутки любое терпение.

— Нас тут двое, мы узники, — сердито ответил незнакомец, — а что сидим при самой земле, то слышим, как басурмане делают подкоп. Коли не веришь, то иди к нам и сам послушай.

«Хороший способ для бегства, — подумалось Христофу, — только страж спускается к ним, как с ним расправляются, и путь свободен».

— Ради Бога, — умолял снизу неизвестный, — нельзя терять времени.

Курьер и сам это понимал. Если татары действительно так близко, то следует действовать немедленно. Впрочем, и осторожности он решил не терять: разбудив дежурного, приказал ему открывать тюрьму, а сам приготовил заряженный мушкет. Однако когда он зашел внутрь, неизвестные даже не пошевелились. Только тот же голос сказал ему прислонить ухо к стене. Незнакомец не врал: откуда-то из-под низу доносились глухие удары в землю.

— Что, твоя милость, убедился? — удовлетворенно сказал узник.

Курьер приказал солдату поднести ближе огонь, но прежде чем он разглядел их лица, его самого неожиданно узнали:

— Черт возьми, Казимир, да это же тот самый Христоф из Лемберга!

— Не мели глупостей, Орест, — отозвался второй узник, — я сам видел, как московиты изрубили его на куски.